На губе (отрывок)

Подарили мне сочинения Сергея Довлатова. Я не то что бы его поклонник, но иногда, почитывая его опусы, нахожу некоторые параллели и в своей жизни, что конечно же лишний раз подчёркивает потрясающую наблюдательность классика современности. Один рассказ меня приятно огорошил, события, произошедшие с автором, почти в точности случились со мной и моими армейскими приятелями. У Довлатова история происходит на зоне, где они с другим конвоиром сопровождают в больницу закосившего под дурачка зэка. По пути компания покупает водки, и после возлияния у другого конвойного что-то переклинивает, и он, угрожая оружием, пытается этапировать обоих, при этом травмируя автора. В итоге его обезоруживают и заключённый, вооружённый пистолетом, помогает ему сопроводить до больницы буйно помешенного конвоира, попутно по дороге сталкиваясь с военным патрулём.

Моя история начиналась немного иначе. Я и два моих приятеля из военной части после долгого бездействия командира всё же были отправлены на гарнизонную гауптвахту в Черниговскую область, к знаменитому коменданту Запырычу. Попали мы туда по блату, чтобы он нас оформил на две недели к себе: в его хозяйстве столько же проработал наш водитель на МАЗе, принадлежавщем нашей военной части. После окончания командировки, водитель уехал, а комбат уговорил коменданта оставить нас ещё на две недели за бочку краски. Вот такая была известная на весь Краснознамённый Киевский округ гауптвахта: просто так туда попасть практически было не возможно. Недели через две мы с друзьями освоились, знали по именам весь наряд, благо они почему-то менялись через сутки, а не через трое как положено. Охраняли нас солдаты из солнечного и дружественного Узбекистана и Украины. Все знали друг друга по именам и кличкам и, если бы не комендант и дежурные офицеры, постоянно придумывающие для нас бестолковую и изнурительную работу, типа копки траншеи от забора до обеда, а после обеда, в обратном порядке всё закопать, выжить месяц как-то можно было.

В тот день на работу нас конвоировал тихий и маленький узбек, ростом чуть выше автомата, панически боящийся огромного стройбатовца из Николаева, который шутки ради, когда нас заводили во двор гауптвахты, со страшной гримасой, громко матерясь, нависал над бедным узбеком. Тот разве что не писился, бросал автомат, закрывал лицо руками и жалобно скулил. При этом вся губа угорала от смеха – и охраняемые и охранники. И вот с этим бедолагой мы обходили владения Запырыча. Мой приятель Морозов, автор всех наших залётов, идя впереди и изображая зэка с заведёнными за спину руками, вдруг раправил крылья и, ласково улыбаясь, подкатил к охраннику. О чём они там говорили я не расслышал, но после одобрительного похлопывания по плечу и направлению взглядов, догадался, что предстоит изменить маршрут. «Пошли», – Процедил Морозов, направляясь прямиком к расположившимся на поляне только что прибывшим новобранцам. «Пацаны, куда отправляют или здесь служить будите?» – свирепо улыбаясь, попытался завязать диалог мой друг. «Скорее всего в учебке оставят, а потом уже в часть», – отозвался обшительный толстячок, уплетая домашний пирожок под бдительным взглядом худосочного очкарика. «Бабушкины?– кивнул на пирожок Морозов.-А нам не то что, пожрать, выпить не на что, третью неделю на губе паримся», – подытожил он, криво ухмыляясь и посматривая на меня, при этом ненароком обнажив железную фиксу. «Мой выход», – понял я, так как от третьего нашего приятеля инициативы ждать было бессмысленно. «Мужики, выручайте, сами окажетесь на нашем месте, не хватает копеек восемьдесят». Ребята мялись, не зная как поступить, похоже и денег было жалко и связываться не хотелось. И тут находчивый Морозов, развернулся и поманил конвойного. Тот, стоявший в стороне, резво рванул в нашу сторону, зачем-то сдёргивая с плеча автомат. Увидя спешившего к нам на выручку смуглого человека с оружием, Пончик как-то напрягся, но сделал вид что вошёл в наше тяжёлое положение: « Ну копеек пятнадцать осталось,» – и, чтобы не выглядеть лохом перед сослуживцами, предложил. – «Давайте выручим, кто сколько может!» Молодые бойцы нехотя достали из карманов мелочь, и в итоге у Морозова в руке набралось больше двух рублей: как раз на две бутылки «Осеннего сада» или «Соседнего зада», как мы любовно называли это вино. «Ну и где теперь возьмём», – наконец-то подал голос Пономарёв, третий наш приятель. Морозов как-то загадочно снисходительно посмотрел на нас, но ничего не ответил. К нашему удивлению конвойный вывел нас за пределы гарнизона через поваленный забор. Похоже мой находчивый друг и это уже предвидел, планируя все действия по ходу нашего маршрута. Зная его изворотливый ум, на совпадение списывать было просто грешно. Между забором и посадкой из тополей лежал ломик и несколько лопат. Неугомонный Запырыч решил поменять забор в гарнизоне, попутно переместив ограждение на метр вглубь городских насаждений, оттяпав у города несколько десятков квадратных метров. Мы потом долго не могли понять зачем ему это надо, себе ведь всё равно не возьмёшь: не личный огород. Психологию военного коменданта при желании понять не сложно – привычка прихватывать всё, что плохо лежит, с годами превращается в основной инстинкт.

Кто-то перед обедом уже вырыл несколько ям под столбы. Нам, по всей видимости, предстояло продолжить работу, но добытые деньги жгли ляжку и не давали спокойно наслаждаться трудотерапией. «Вы начинайте пока, а мы сейчас придём», – с командирскими нотками в голосе распорядился Морозов Владимир Фёдорович. На этот раз, понимая ответственность момента, ставить его на место мы не решились, человек делал большое общее дело и мешать ему было высшей степенью неблагодарности.

Прошло минут двадцать, и мы уже начали беспокоиться, не нарвались ли они на патруль, но за деревьями мелькнули два силуэта, причём у Морозова гимнастёрка спереди слегка распирала, образовывая живот. Приблизившись, он извлёк оттуда два пузыря, потом растянулся на траве, пробурчав: «Могли бы хоть пару ямок выкопать». Похоже, роль предводителя ему явно была по душе. Мы со вторым приятелем даже не стали отвечать. Пили прямо из горла, жалея, что нечем закусить, но узбек достал из карманов несколько маленьких зелёных яблочек, очевидно сорванных по дороге. Надкусив одно, Пономарь решил, что одно дерьмо не следует закусывать другим, отбросил его, наклонился и занюхал волосами конвоира. «Мама, когда переводы шлёт, всегда советует тратить на фрукты», – зачем-то вставил повеселевший Морозов. Каждый вспомнил своё, глаза у всех заблестели, и даже молчаливый