снятся ночами:

Серафимы без глаз и без крыл,

Ведьмы кружат над ними кругами.

Снова Гоголь ко мне зачастил.

И, присев на краю изголовья,

Он бормочет, что больше невмочь.

За окном наливается кровью

Осетинская лунная ночь.

Паутину раздвинув, из тлена

Вий, как Сталин, явился опять.

И летучие мыши слетелись,

Что бы веки его приподнять…

О гениальных стихах Александра Кабанова

Возникают, являя из тьмы,

Как химеры, ожившие виды.

Так, что волосы дыбом. Умы

Превращаются в сгустки обиды.

Неизвестно: куда, почему

Эти виды летят, словно птицы?

Исчезая в чудесную тьму,

Ибо не за что здесь зацепиться…

Монгол. 2206 год

«Моя золотая планета –

Онон, Керулен, Халхин-гол…»

Так пел у костра на рассвете

В двенадцатом веке монгол.

Ещё через десять столетий,

Забыв о траве и коне,

Он с лазером брёл на рассвете

По пепельно-дымной стране.

И пел о далекой планете,

А эта была вся в дыму.

И не было тени и света,

Лишь звёзды внимали ему…

Цифра и Птицы

В прошлом веке горела земля,

В этом веке – дожди затопили.

Саранча и несметная тля

Климат с климаксом здесь породнили.

И явили другую ступень,

Где личины срывают личины.

Насекомые бросили тень,

Вышли в свет. И теперь – величины.

Space и спайс будоражат мозги.

Только Цифра не знает предела.

Все быстрее и выше круги.

Так куда же ты, птица, летела?

В прошлом веке и в этом, куда?

Как ты путь или срок выбирала?

Лишь чирикнула: «Что ты! Года –

Никогда, никогда не считала…»

И пропала в таинственной мгле,

В круговерти космической пыли.

Что за числа в остывшей золе

Этой ночью опять проступили?

Космический сон о юности

Над Гоби призраки-драконы

Поныне реют по ночам.

Ужель не слышите вы стоны

В монгольских юртах тут и там?

Вновь оживает Шуанчензе

(На самом деле – Цзюцюань).

Шипящей щукою из пемзы

Летит в космическую рань

До пересохшего Лобнора -

Восточный ветер Дун и Фэн.

И синь монгольского простора,

Мерцает трепетно, как тлен.

И цепенеют страх и горе,

И дышит пламенем дракон,

И я, охрипший, в Ханхонгоре

Кричу, кричу в ларингофон.

Доска объявлений о деньгах

* * *

Для чего родился ты на свете?

Быть рабом наёмного труда?

И на этой на солнечной планете

Не познаешь счастья никогда?

* * *

В Рио-де-Жанейро ведь когда-то,

В белом ты появишься. Тогда,

Знаю, будто в чём-то виноватый,

Пригласишь друзей своих туда!

* * *

Ничего случайно не бывает,

Помни, все случайности любя:

Если вдруг Удача выпадает,

Этот случай только для тебя.

* * *

Деньги делают не руки,

Деньги делают Умы,

Не от лени, не от скуки.

Будут деньги, будем мы!

* * *

Время – деньги, деньги – время,

Хоть гадай, хоть не гадай:

Если бросил в сроки семя,

Будет в сроки урожай…

* * *

Какие мечты согревали

На улицах стылой Читы!

О чём Вы годами мечтали,

И живы ли Ваши мечты?

* * *

Хоть всё рассчитаешь насквозь,

Но как растяжима «Авось!»

И вот ты опять на задворках

В прежних портках и опорках…

* * *

Ни бе, не ме, ни кукареку,

Ни в чем, никак и никогда…

Нельзя без знаний человеку

Освоить практику труда.

* * *

Здравствуй, Бендер, друг мой закадычный,

Где твои исполнились мечты?

Может быть, к деньгам я непривычный,

Но трудяга щедрый, как и ты!

* * *

Может, ничего сейчас не значу,

Я, пославший знак твоей судьбе.

Но однажды вспомнишь ты Удачу,

Что случайно выпала тебе.

* * *

Если будешь каждый день

Делать одно Дело,

Навсегда поборешь лень.

Начинай же смело!

* * *

Дело мастера боится?

Мастер дела не боится?

Мастер учится на деле

Долго, долго. В самом деле.

Помним

Границы закрыты. И вьюга

Дороги к друзьям замела,

Но помним ещё мы друг друга,

И память о дружбе светла.

Ведь мы никому не обуза,

Мы братских народов семья.

На страшных руинах Союза,

Мы помним друг друга, друзья.

В марте

Над встревоженной степью и лесом

То ли дым, то ли птицы летят.

Падший ангел парит вместе с бесом?

Может, рай, может ад посетят?

Кто их знает? Какие дороги

Вдруг сольются в неведомый путь?

Может счастье дошло до порога

Иль беда к нам спешит завернуть?

Кто в азарте, на старте, на карте?

Кто сумеет создать благодать?

Подожди! Вновь весна. Лучше в марте

Ни о ком, ни о чём не гадать…

В райцентре

На улице райцентра, у раймага

Старик читает серую газету.

Он нищ и пьян. И буквы на бумаге

Ведут его, дрожа, по белу свету.

Но видит он за каждым словом – слово,

(Быть может там решение Совета),

Он сохранит газету внукам снова…

Не зная, что им не нужна газета.

Они давно в пучинах интернета,

Им гаджеты, конечно, лучше книги,

Им гаже гадов Думы и Советы,

Политика и прочие интриги…

Они живут давно за океаном,

Богаче, может, нашего района,

И утешают плоть Аристофаном,

Переходя на Публия Назона…

Но дед им отправляет бандероли,

Исправно шлёт районные газеты.

И в письмах говорит о Мотороле,

А также о решениях Совета…

По весне

На реке помертвел уже лёд,

Он не зимний теперь, ноздреватый.

Человек собирался в поход,

Но теперь не пойдёт, виноватый.

Знает он, что чревато теперь…

Лучше гор – только кресло с диваном.

И закрытая плотная дверь,

Монитор с недобитым романом,

Где себе и другим на беду

Человек переносит поклажу:

Он по тонкому, тонкому льду

Каждый день тащит вздор или лажу.

Разве лёд может треснуть слегка?

Может был перегружен поклажей.

Только вынесла летом река

Его труп с ноутбуком и лажей.

Семя упавшего древа

Какие отмерены вёрсты,

Чтоб здесь утвердить рубежи.

Бурятские сопки, как сёстры,

Где русские были мужи.

Какие звучали наречья

Под небом родимой земли,

Исчезнув в туманах Трехречья,

На сопках маньчжурских вдали.

Как будто бы всеми заклятый,

Ведь с прошлым разорвана связь,

Стоит, накренясь, Абагайтуй,

Разора и срама стыдясь…

Стоят мои сёла, стыдливо,

Униженно, взгляд отводя.

Кто может, живите счастливо.

А я не могу. Мне нельзя…

И слышу такие напевы,

Такую знакомую речь.

Я – семя упавшего древа,

Сумевший всё древо сберечь.

Братья

Эти братья – ватники, укропы,

Поминая часто свою мать,

Для  чужой Америки, Европы

Мать свою готовы разорвать.

Приметы возраста

Вот и радикалы стали есть консервы:

Хоть и консерватор – всё-таки живой.

Бережет умишко, ещё пуще – нервы.

А какой при этом секс или запой?

По больничной склянке жизнь мочи и