сказать… — Нельсон задыхался, — что вот из-за этого… Из-за этого своего глупого принципа ты меня убил? Не захотел поступиться, чтобы меня спасти?!

— Это было моё единственное условие, Нельсон. Тогда, два года назад, мы договорились: никаких властей. Никаких государств. Ты обещал.

— Да мало ли какие условия! — закричал Нельсон. — Мало ли кто что обещал! Это же жизнь! Моя жизнь! Ты что, не мог переступить через себя? Всего один раз? Государство… Ну и что такого, что государство?! Неужели я, человек, для тебя совсем ничего не значил?

Джим лишь покачивался, закрыв глаза.

— Так будь ты проклят, Джим! Трижды проклят. Ты не человек, нет! Вот так вот просто взять и убить…

Нельсон вынул из кармана руку с зажатым детонатором, его губы дрожали.

— Почему государства? — простонал он.

— Ты никогда раньше не спрашивал, — сказал Джим и посмотрел на него.

— А я раньше и подумать не мог, что погибну из-за этого. А вот теперь мне интересно. Так почему же государства, Джим?!

— У нас не хватит времени.

— О, нет! — сорвался Нельсон. — С этой скамейки ни ты, ни я уже не встанем. У нас всё время мира… Так что давай, рассказывай, ты, ублюдок! Я хочу знать, почему умираю…

Джим попытался заговорить, но горло пересохло. Где-то вдали, из глубин города, урывками доносился звук полицейской сирены. Она завывала, пульсируя, и Джим вдруг почувствовал, как всё его тело сковало, холодные мурашки пробежали по спине.

— Так при чём здесь государство?! — прорычал Нельсон.

— Обман, — выдавил из себя Джим. — Государство — это обман… Крысиная стая, паразитирующая на людях… Обман… Я его ненавижу всем нутром, как кошки ненавидят собак. Вот почему.

— Чёртов одиночка… Джималоун… — Нельсон простонал, вцепившись себе в волосы. — Будь ты проклят! Да будь ты трижды проклят!.. И кого же оно обманывает?!

— Всех. Абсолютно всех.

— Меня. Меня оно тоже обманывает?

— Оно всех обманывает, Нельсон.

— Меня не интересуют все. Как оно обманывает меня? Меня, чёрт тебя возьми!

— Да во всём, Нельсон.

— Хватит! — он закричал в голос, тряся детонатором. — Хватит играть со мной! В чём оно обманывает меня?!

Джим затих.

— Ты же экономист, Нельсон.

— И что?!

— Ты потратил десяток лет, изучая экономику в Гарварде. Неужели ты не заметил, Нельсон? Вся эта твоя экономика — это гигантский обман. Целая наука — одно сплошное мошенничество, созданное государством, чтобы манипулировать, чтобы отвлекать внимание.

— Бред, — Нельсон замотал головой.

— За всю историю ни один экономист не заработал и цента, применяя экономику на практике. Они все либо преподают её, либо раздают предсказания. И все сидят на грантах и зарплатах. Никто экономику не применяет! Спроси меня почему.

— Бред!

— А потому, — продолжил Джим, — что ни один закон экономики не работает. Ни один!

— Бред!

— Возьми любой закон. Любой. Вот хоть закон спроса и предложения. Ведь что он говорит? Цена падает, спрос растёт, да? Возьми роскошь — что будет, если ты решишь продавать сумки Шанель по сто долларов? Кому они будут нужны? Возьми рекламу — ты увеличиваешь цену, направляешь её на рекламу и продаёшь ещё больше. Да в конце концов, посмотри на рынок акций! Самый большой рынок из всех. Что происходит, когда цена растёт? Все хотят купить. А когда падает? Помнишь прошлый биржевой крах? Бесконечная череда примеров, когда закон спроса и предложения даёт сбой. И знаешь почему? Да потому что он не работает. Вообще.

На лице Нельсона застыла гримаса боли.

— Ни один закон экономики, — продолжал Джим, — не воспроизводим. В физике или химии если проводишь два одинаковых эксперимента, на выходе будет один и тот же результат. В экономике же ни один эксперимент нельзя повторить. Вообще ни один! Поэтому их предсказания не работают. Да и потом, Нельсон… Ты ведь оценщик. Скажи, ты хоть раз видел стоящую идею, которую бы отдавали бесплатно?

Нельсон молча смотрел на него.

— А экономисты, — продолжил Джим, — раздают свои идеи направо и налево… Если бы они сами верили в то, что говорят, то были бы богаты. А нет… Все сидят на зарплате. Почему, Нельсон?

Джим замолчал. Ему на колено упал кленовый лист; он подобрал его и посмотрел сквозь него на свет. Солнце уже приподнялось над деревьями, и тусклый солнечный луч пронзил лист насквозь, обнажив кровавые прожилки, как вены, пульсирующие сквозь ещё недавно живую плоть.

— Наука, результаты которой нельзя ни воспроизвести, ни применить на практике. Которая не может создать ничего полезного. Как ты назовёшь подобную науку?

— Ты хочешь сказать, — проскрежетал Нельсон, — что все эти сотни тысяч людей, что они просто так?! Студенты, профессора… Нобелевские лауреаты?

— Нобелевская премия по экономике? Мошенничество. Вымысел. Фантом.

— Да что ты говоришь-то такое?! — Нельсон уставился на него.

— Не создавал Нобель никакой премии по экономике, — сказал Джим. — Ну, не создавал! Они придумали её в 1969 году.

— Они?!

— Государство. Нобелевская премия по экономике не имеет к Нобелю никакого отношения. Вообще никакого. Они просто присвоили себе бренд… Вставили имя Нобеля в название премии. Семья Нобеля пыталась было протестовать, но им быстро всё объяснили.

— И зачем им это нужно? Государству-то зачем всё это нужно?!

— Нельсон, скажи, а что такое государство? Кто это? Политики? Не больше чем пустобрёхи, которых волнует лишь, что скажут окружающие… Может быть, военные? Пушечное мясо в погоне за звёздочками. Кто ещё? Бюрократы? Серые, ничего не решающие мыши. Всё, что у них у всех есть, это лишь иллюзия… иллюзия власти… Так что такое государство, Нельсон? У кого настоящая власть?

Нельсон лишь тихо простонал.

— Есть только одна власть. Настоящая власть. Власть денег. И у кого она? Скажешь, у богатых? Нет, это всё пешки, мелочь. Сдача… Настоящая власть у того, кто печатает деньги. Тот, у кого в руках печатный станок, контролирует их всех — политиков, военных, бюрократов. Он и есть государство… Бенджамин Франклин, отец-основатель Америки, лицо Америки, смотрящее на мир с каждой стодолларовой купюры… Так вот, Бенни бы тебе подтвердил. Ведь кем он был? Скромным печатником, в подвале которого стоял единственный на всю страну станок, способный печатать деньги. Днём колонисты печатали купюры. А на ночь станок закрывали. И действительно, а вдруг кто-нибудь вздумает напечатать немного неучтённых денег, а?

— Ты… — запнулся Нельсон. — Ты хочешь сказать… что Франклин…

— Закрой глаза и представь себе, — сказал Джим. — Ночь, тёмный подвал, закрытый станок, дающий безграничную, абсолютную власть… И безвестный