мальчишеских предприятий, подчас рискованных, но именно поэтому заманчивых и интересных. Ергушу «везет» на разные приключения: рискуя жизнью, он вытаскивает из реки тонущего мальчугана, вступает в схватку с бешеным псом, скачет на диком коне Пейо… Без этих подвигов не было бы книги. И все-таки главное в повести Ондрейова — умение захватить читателей высокой поэзией поисков правды и справедливости, любви к людям, ко всему живому в природе: «Никого нельзя убивать!» Человек, способный чувствовать величественную красоту гор и зеленого леса, «понимающий» язык птиц и голос ручья, такой человек будет чужд корысти и злобы, а сердце его будет всегда открыто зову добра и любви.

Таким человеком был сам писатель (его настоящее имя — Людовит Мистрик). Он родился 19 октября 1901 года и, подобно Ергушу, провел свое детство в живописной горной деревушке неподалеку от города Банска Бистрица. На всю жизнь сохранилась в нем удивительная любовь к первозданной природе, тяга к необычному и удивительному. Юношей он начал писать стихи, но природный дар рассказчика вскоре пробудил в нем прозаика. Свою «Юность разбойника» он написал в 1936 году и сразу вошел в число наиболее известных словацких писателей. Две следующие книги Ондрейова — «Ергуш Лапин» (1938) и «На земле твои звезды» (1950) — явились продолжением первой повести. В них писатель рассказал о дальнейшей нелегкой судьбе Ергуша, о его борьбе за справедливость, о его сложном пути от яношиковского, бунтарского протеста к людям, возглавившим движение трудящихся за свое освобождение, — к коммунистам.

В своей жизни Людо Ондрейов перепробовал немало профессий, иногда, тяготясь городом, надолго исчезал где-нибудь в горах, а возвратившись в Братиславу, рассказывал друзьям поразительные, фантастические истории, в его устах обретавшие, однако, все черты подлинных случаев и происшествий. Ему не пришлось побывать в далеких, «жарких» странах, но книжки, которые он написал об Африке и Индонезии в форме дневников путешественника — «Африканские записки» (1936), «В горах Суматры» (1936) и «Случаи в джунглях» (1940), сделались образцом познавательно-приключенческого жанра в словацкой литературе. Проштудировав массу научно-популярных книг, Ондрейов сумел в увлекательной форме описать природу тропиков, пробудить интерес к жизни народов этих экзотических для европейцев стран. Характерно, что и здесь он остался верен себе в главном: его книги воспитывали уважение к людям иной расы, разоблачали преступную практику колонизаторов.

Людо Ондрейов умер 18 марта 1962 года, успев опубликовать еще сборник рассказов «Виселичное поле» (1958). Его творчество — искреннее, человеколюбивое — уже при жизни писателя получило всенародное признание. Сбылось пожелание, высказанное Ондрейовым в одном из стихотворений 30-х годов: «Сломанное перо, призывающее жалеть бедняка, останется после меня на земле…»

Ю. Богданов

I

РОЖДЕНИЕ РАЗБОЙНИКА

На тихом хуторе, прозванном «Разбойничий Хоровод», прячется белый дом. Стерегут его великаны деревья, лесные и плодовые.

Летними зорьками поют там соловьи, в ветреные ночи гудят огромные старые деревья. А так — тишина живет на Разбойничьем Хороводе.

Была ночь. Ярился ветер. Скакал по деревьям исполинской обезьяной, ревел как буйвол.

На старом орехе треснула, отломилась ветка, упала, хлестнув пожелтевшую осеннюю траву. Тоненько засвистел ветер и умчался прочь.

Цинн, цинн, цинн… — пробили в белом доме часы с гирями. Потом раздался пронзительный детский крик…

В тот миг родился маленький разбойник Ергуш Ла́пин.

II

ЧТО БЫЛО ЗА ОКОШКОМ?

Маленький Ергуш Лапин проснулся от приятного перезвона бубенцов. Это было так непривычно и чудесно. В горнице было холодно. По стенам в утренних сумерках мерцали мелкие иглы инея. Оконные стекла заросли толстым слоем льда. На дворе лаял шаловливый пес Хвостик.

Под периной тепло, легко. Ергуш зажмурился, сосчитал до пяти и выпрыгнул из постели.

Смотрит в окно — ничего не видать. Надо сперва соскрести ногтями сыпучую шкурку намерзшего снега и через расчищенный кружок величиной с ладонь посмотреть на дорогу.

По дороге, утопая в глубоком снегу, удалялись сани с плетеным кузовом. На заиндевевших лошадях поблескивала бубенцами упряжь. Бубенцы подскакивали на спинах коней и певуче звенели. Звон уходил, затихал вслед за санями.

Надо посмотреть и в другое окошко, во двор. Соскрести ледяную скорлупу со стекла хотя бы настолько, чтобы глянуть одним глазком. Что там случилось, на нашем дворе, за ночь?..

А случилось интересное. Двор завалил белый-белый снег, насыпало его по самые окна. В снегу барахтался дурашливый пес Хвостик, он зарывался в снег по самый черный нос, кидался во все стороны, вздымая снежную пыль, и весело лаял. Над снегом торчали только кончики заостренных кольев плетня, разделявшего двор и сад.

Сердитый мороз накинулся на Ергуша. Схватив за плечи, тряхнул его так, что зубы застучали.

— Ой, ой, не сердись! — попросил Ергуш и, набросив теплую каба́ницу^[1] из домотканого сукна, перебежал через сени и заднюю горницу в теплую, натопленную кухню.

СИНИЦЫ

Мама стояла у плиты, кипятила кофе. От запаха кофе кружилась голова, от него щекотало во рту и желудке. На лавке возле очага сидела сестра Анна, десятилетняя девчушка с льняными волосами.

Она была уже одета, причесана, умыта. Рядом с ней, в длинной рубашке, подтянув коленки к подбородку, съежился четырехлетний Ергушев брат Ру́дко. Неумытый, недовольный. Сердито поглядывал он на кастрюльки, кипящие на плите. Нечесаные волосы падали ему на хмурый лоб.

— Чего надулся, хомячишка? — сказал ему Ергуш и дернул за хохолок.

— Ну тебя! — ответил Рудко и, злобно тряхнув головой, отполз по лавке.

Мама оглянулась, укорила взглядом Ергуша и принялась сливать составленный с огня и уже остывший кофе.

Резкий запах кофе смешался с мягким запахом молока. Рудко втягивал эти вкусные запахи расширенными ноздрями и, громко позевывая, поглядывал на стол, где лежал каравай.

Мама подсластила кофе, разлила по глиняным кружкам и поставила кружки на стол. Потом нарезала хлеба и усадила детей.

В окно постучала синица. Уцепившись за раму, она постучала клювиком в стекло, пощебетала и улетела.

Ергуш залпом выпил кофе, взял свою краюху хлеба и отошел жевать к двери. На деревьях сверкали толстые снеговые шапки. Стайка синиц перепархивала с ветки на ветку — осторожно, робко. То и дело осыпался снег,