отвратительно и могло испортить любой интерьер своим присутствием. Словом, дерьмо, а не диван.

Ребятам пришлось крепко покорячиться, чтобы спустить его с пятого этажа, после чего они все вместе отправились в кузове фургона за город. Преодолев данный этап проекта, парни втащили «чудище» в небольшую переднюю дачного домика и остановились, глядя на лестницу, ведущую на второй этаж. Та напоминала стремянку —очень длинная, узкая, с неудобными ступенями, без перил и упиралась в прямоугольный люк. По всему было видно, что диван туда не втащить.

– Виктор Дмитриевич, эта махина здесь не пролезет, – сказал высокий жилистый парень по имени Валера.

– Поговори мне еще! Пролезет – не пролезет. Начинайте подъем, хлопцы, – скомандовал Перемесов.

Дальнейший час прошел в попытках запихать диван в люк. И так и сяк, и «перекурите, потом по-другому попробуем», и «трусы не снял, а уже пихаешь», и «давай еще разок» и «Саша с Димой, поменяйтесь, а Валера отдохни». Не идет, и все тут. Выдохлись бойцы.

Поскольку мама Виктора все это время крутилась рядом и молча наблюдала за происходящим, работники старались не материться.

– Витюша, отпусти ребят, видно, что опыта нет у вас. Я потом сама сделаю, – ласково и чуть назидательно проговорила старушка-мать.

– Ладно, вот вам двадцатка на пиво. Ни в чем себе не отказывайте, – сдался мастер.

– Виктор Дмитриевич, скажите, а нам экзамен по спецтехнологии, который мы не сдали, поставят? – аккуратно поинтересовался изнуренный бессмысленными усилиями Валера.

– Что значат «поставят»? Все экзамены по расписанию, – холодно проговорил мастер, давая понять, что в вопросах спецтехнологии поблажек быть не может.

Его Ворсейшество

Я – шерстяной ковер ручной работы. Детство мое прошло на Ближнем Востоке в порядочной семье, поэтому мне посчастливилось получить хорошее воспитание. Затем меня в качестве приданого отправили в гарем одного уважаемого человека в придачу к пышной Гюзэль с очаровательными дамскими усиками. Там я и должен был провести свой век – в восхищении и изумлении окружающих. Но что-то пошло не по плану. Коварный евнух похитил меня и бежал с одной из жен своего господина на Кавказ. Так я и кочевал из рук в руки, пока не оказался на обкомовской даче, где меня прижали к полу двумя массивными креслами и журнальным столиком.

В доме редко кто-нибудь появлялся, лишь время от времени наезжавшие сюда партийные функционеры предавались утехам с представителями творческой и технической интеллигенции. Затем меня подарили некоему офицеру и самолетом отправили в Прибалтику, где в первый же вечер он проиграл меня в карты сослуживцу. Победитель этот вскоре свел счеты с жизнью, и его вдова, плохо разбирающаяся в людях дама средних лет, поспешно бежала в Сибирь.

Тут нужно пояснить, что предварительно она взяла залог за продажу квартиры с одного молодого человека, а квартиру продала совсем другому. Расчет был на то, что искать ее не станут, поскольку сумма была, на ее взгляд, незначительная. Но в скором времени на пороге сибирского жилища появился молчаливый прибалт, скрутил меня в качестве компенсации, вытащил видавшими виды пассатижами золотые зубы вдовы и откланялся. После этого он сдал меня в московскую комиссионку, и там меня впервые в жизни, как мне показалось, оценили по достоинству и выкупили.

Я было обрадовался, поскольку постелили меня в со вкусом подобранном интерьере, и ничто не предвещало перемен, но какие-то глобальные мировые процессы заставили хозяина переместиться в Лондон. Он попросил сестру законсервировать интерьер, а квартиру сдать молодой супружеской паре. Меня же тупо оставили на балконе. Новые жильцы вскоре обзавелись детьми и выписали тещу в няньки. Та стала наводить в квартире свои пролетарские порядки и выкинула меня на помойку. В конце концов, мне просто остопиздело такое отношение – и я улетел.

Второй раз

Виктор лежал на диване и смотрел телепередачу про то, как людей разгоняют газом, водопроводной водой и силиконовыми пулями. Порой он любил попарить политоту по ящику. В это время, скрипнув петлям, открылась дверь. На пороге появилась супруга. Она прогремела ключами о трюмо, приплелась в гостиную и рухнула в кресло. Вид у нее был изнуренный: неестественно бледный цвет лица контрастировал с ярко-красной помадой. Жена была молода и красива.

– Витя, я вжикнулась, – вяло пробормотала она.

– Что это значит? – не отводя глаз от телевизора, вопросил супруг.

– Я укололась второй раз. Прости, я скрывала, – женщина закрыла лицо ладонями.

– Собирай манатки и проваливай отсюда, – безразличным тоном бросил Перемесов.

– Почему?! Я хочу просто понять: почему я не могу быть счастлива? Я хочу слушать музыку и танцевать, хочу путешествовать и видеться с друзьями, хочу в кино. Кроме этого, квартира наша – на двоих, и на первый взнос давала моя мама, – медленно проговорила жена, не отводя рук от лица.

– Ты должна быть солидарна со мной и воспринимать реальность объективно.

– Солидарность – это не любовь. Когда одному плохо, второй не должен мучиться. Порадоваться за ближнего, даже если ты в чем-то ограничен, – это любовь. Я хочу любить и быть любимой.

После этих слов ее стошнило прямо на ковер.

– Послушай, дорогуша, жить с наркоманом – это всегда солидарность, причем обоюдная. Опиаты —не шутка, не играй с ними. Если не одумаешься, рано или поздно ты потеряешь все.

Абьюз

Виктор Дмитриевич Перемесов жарил котлеты. Они плотненько уместились в диаметре старенькой сковороды, недовольно шепелявили и шкворчали. Хозяин лепил мясные полуфабрикаты по принципу «лучше одна нормальная, чем три мелких». Проще говоря, котлеты у него выходили с ладонь. В последнее время он старался быть хорошим парнем, поскольку понимал, что не всегда получается уделять внимание всем страждущим. Производственные и бытовые проблемы будто бы сговорились и пытались скрутить его в бараний рог. Виктор был терпелив и сдержан, можно сказать, толерантен. Его грела мудрость царя Соломона. Он знал, что это пройдет. Имелась у него своя нехитрая методика на этот счет: Перемесов мысленно заныривал поглубже в детство и вспоминал что-то доброе и хорошее. Сейчас вот размышлял о том, как он любил метать. На уроках физкультуры – тяжелые каучуковые мячи, зимой – увесистые обледенелые снежки, а позднее, в отрочестве, обожал камнями с железнодорожной насыпи бить лампы фонарей на старом перроне. Теперь под композицию «Компромисс» от группы «Би-2», меланхолично улыбаясь, он настраивался на семейный ужин. Вечером должна была приехать теща. Супруга в силу своих лет искренне считала маму самым близким своим