родители медленно спустились, вышли на задний двор, поддерживая друг друга, до машины, и мама как-то уставши плачет, без лишних движений – морозный ветер сбивает слёзы. И хочется крикнуть им: «Забыли! Я буду долго ждать – не оставьте меня, не забывайте..!».

Четвёртый раз. Программа окончательно зависла, и у меня больше нет возможности продолжить.

Начал думать: если выбранный мною файл был прописан таким образом, чтобы я увидел всё выше сказанное, защитная программа этого бы не допустила. Выходит, это не ошибка, а алгоритм самого устройства – в соответствии с проклятым гуманизмом…

Могу лишь предположить, что увиденная мною смерть – это уловка хитрой программы: на самом деле, через пятнадцать лет я не умру в хосписе, а наоборот – буду жить, и процветать, и радоваться…

А если нет?

Ни разу не слышал, чтобы эмулятор мог «обманывать» оператора дважды. Приоритет, насколько мне известно, всегда за анти-эсхатологическим кодом – тогда почему устройство показало безжалостно мой трагичный финал? Если сообщение о войне гиперболизируется через образ мира, почему меня не коснулся мир?

В эту секунду над ухом послышалась трель. Только сейчас заметил, что в аудитории кружил мятежный домовый воробей. Уже забыв, зачем пришёл, начал мерить шагами коридор между партами. Только накатившая усталость не дала мне затосковать от души.

Из головы не вылетала мысль, которая сформировалась ещё минут пять назад, но которую боялся проговорить: а что, если одно из событий действительно реально? Нет, одно событие сформулировано точно, а второе – обман, гуманизм, ответ с противоположным знаком.

Либо мировая катастрофа – и я буду жить долгую и счастливую судьбу, либо мир – и смерть. Только моя. Конечно, я не знаю, что именно должно случиться, но могу представить эти варианты, прожить с ними, подумать, какой менее ужасный (если не брать аксиому, что оба они ужасны одинаково).

Первым делом решил, даже без колебаний, что предпочтительнее, конечно, жить долго самому: пусть грянет война – хоть две войны, – или взорвётся атомная бомба на складе, или упадёт метеорит – лишь бы жить, всё равно! Жалко мне миллионы, может, миллиарды людей? Да, да, безусловно! Но разве мог пожелать рак желудка? Да и ради кого это терпеть? Всю жизнь, до двадцати трёх лет я прожил с родителями. Мы были очень разными, и я до конца наблюдал за ними – мне было интересно их понять, заново научиться любить. Если заболею и слягу, нужен ли хоть какой-то мир моим родителям? А может, мой подвиг убьёт трёх человек – всю нашу маленькую семью? Тогда важно ли мнение какого-то человечества, если единственные дорогие мне люди останутся с краю вечного мира? Если такие ценности важны, то тогда зачем это всё, хоть какое-то испытание? Нет, Голгофа без любви – это несправедливость, и нельзя толкать человека на жертвенный алтарь. Пусть даже речь идёт о счастье: каждый порядочный человек, узнав, что их мисси́я в глубине души не хотел спасать, был взят врасплох, обязан не принимать такой шанс (именно обязан!). Никого, даже у детей, даже ещё у не родившихся, у переживших самое тяжкое испытание только что – нет права на любую судьбу, если герой сомневался, но так получилось, что он всех спас ценой себя.

Если взглянуть сейчас по-другому, заставить себя, то на другой чаше остался, как ни крути, весь мир – пусть чужой, непонятый, ненужный, но всё оставшееся человечество. Что может поменяться через пятнадцать лет? Например, всё? Если всё поменяется, и каждый найдёт себе место, и будет всё прекрасно, без философских уловок и подвохов – что, не дорого это счастье? Может, мы все живём столько времени на Земле, чтобы, наконец, дойти до этого момента, достроить утопию? Возможно, и про меня тоже вспомнят, и сказки расскажут, и песни споют. Остаться в тысячелетних былинах – уже не так плохо.

Остаться жить ради родителей – а если они сами этого не захотят? Вдруг они встретят, но без улыбки, без лишних шуток, осуждая меня глазами; и спросят в роковой час: «Неужели ты себя поставил выше всех людей? С какой радостью мы бы ушли, чтобы только этот мир сохранить – и тебя с собой забрали, если понадобиться. Да, хоть бы ты кричал, молил оставить – это ничто, сынок, когда долг. И не надо плакать. Почему ты не понял этого раньше?».

Да если пойти чисто из прагматики: что за мир мне останется, когда закончится? Куда я приду с личной победой, если не будут стоять ни дом свой на земле, ни город? Однажды перед долгожданным сном я случайно стал размышлять о смерти (но не подумайте, что я такой мрачный) – и в голову пришла фантазия, что если испугаться смерти, очень сильно, то никогда не умрёшь. Но почему-то именно один должен испугаться, из всех. Какая же, наверное, это будет страшная жизнь у него…

Обвиняю человечество в безликости, в серости или непригодности – но знаю ли будущее? Вдруг среди этих людей на остановке ждёт самая прекрасная девушка на свете? Вдруг в ночном парке повстречаю друзей, самых верных и добрых, что примут меня со всеми моими сомнениями и обрушенными проклятиями на мою голову? И даже если не повстречаю всех этих лучших людей, перестанут ли они быть лучшими? Они такими останутся, даже без меня, не зная меня, осуждая меня.

Что же, живите, и мои друзья, и невеста – вот теперь, кажется, готов.

Размышления бы продолжались дальше, но тут словно ударило током: я метнулся к эмулятору, чтобы сохранить записи. На экране всплыло окно, требующее ввести ключ: как же совсем забыл, что институт не выкупил полную лицензионную программу, и ничего записать мне, конечно, не удастся!.. Неизвестный файл так и не смог найти (возможно, установили автоматическое удаление или сохранился под другим именем, не могу сказать наверняка). Конечно, я бы мог ещё раз подключиться и настроить модус на сегодняшний день, чтобы повторно увидеть прошедшее, но кто бы мне поверил?..

От нахлынувшей доброты я улыбнулся, а потом тихо рассмеялся, шёпотом матерясь и радуясь, что… что ничего от меня не зависит. Моральный выбор – разве он был мне? Пришёл пророк, да не пришёл избранный. Нет ненужного, а напророченное сбудется чужим или своим чередом, так чего искать предпочтительного? В самом деле, облачаюсь – то адвокатом, то прокурором, – перед невидимым, но строгим судьёй. Что же, не сильно его разгневаю, если потороплюсь домой?

Нужные справки забрал и спрятал в закатанном пальто с подкладкой.

«Так ведь я же мог и ошибиться с кодом – или психую перед экзаменом! Да, так, кажется, оно и есть» – подумал на прощание в своё утешение, и стало почти хорошо. На минуту показалось солнце, и меня встретил неясный нетёплый апрель.

09.06.2022