ты профилируешь меня, что заставляет тебя, скорее всего, быть в подобной сфере, учитывая машину и наряд. У твоего друга дорогой костюм, который он носит, чтобы привлекать внимание, но твой ‒ менее броский. Твоя поза рядом с ним и добродушные шутки в его сторону заставляют меня думать, что вы равны, несмотря на финансовые различия. Поэтому предполагаю, что он родился с золотой ложкой во рту, а ты всего добился собственными силами. Внедорожник нестандартной версии. Тонированные окна слишком темные, чтобы их можно было законно затенить, но я знаю, что ФБР получают определенные льготы из-за рисков безопасности. Итак, я права?

Я вне себя от того, что он продолжает улыбаться, будто он только заинтригован, а не испуган. Я хотела, чтобы он убрался.

‒ Ты ‒ не психолог, не из ФБР и не связана ни с какими правоохранительными органами, ‒ говорит он, сбивая меня с толку. ‒ Твой наряд ‒ богемный шик, что означает, что ты меньше беспокоишься о своем внешнем виде и больше озабочена комфортом. Ты сидишь одна по собственному желанию и отвергаешь любое внимание, проявленное в твою сторону. На первый взгляд, ты феминистка для своего же блага. С другой стороны, к тебе трудно приблизиться, потому что доверие ‒ не твоя сильная сторона. Это удерживает тебя от страданий, но это также мешает тебе иметь кого-то близкого в своей жизни. Ночью, когда ты закрываешь глаза и позволяешь себе быть уязвимой… это единственное время, когда ты осмеливаешься задаться вопросом, каково это быть не одной.

Я сглатываю ком в горле. Он слишком точно описывает. Я не могу быть столь легко читаемой. Я тренировалась годами.

‒ У тебя нет животных, учитывая, что на тебе нет ни шерстинки, если, конечно, у тебя нет такого питомца, который не носит шерсть. Тем не менее, я не вижу, чтобы ты позволяла себе привязываться даже к животному, ведь ты знаешь, что, скорее всего, переживешь его, и тебе придется иметь дело с потерей. Ты отстраняешься по необходимости. Видимо, у тебя болезненное прошлое, которое подтолкнуло тебя к этому. Возможно, утрата. Быть может, более чем одна. Может быть, тебя поглотило одиночество, и осталась ты там по своему выбору.

Мое сердце бешено стучит в груди, и я делаю неуверенный шаг назад. Его глаза смягчаются.

‒ Извини. Я зашел слишком далеко. Прошу прощения, ‒ говорит он мне, когда возвращается мистер Высокомерие.

‒ Я не потерял свою сноровку. Эта цыпочка просто…

Его слова застывают в воздухе, когда он видит меня прикованную взглядом к мистеру Профайлеру. Я чувствую себя незащищенной, уязвимой и не в своей тарелке. Я не привыкла к такому.

Я чертовски усердно работала, чтобы стать крепостью, которую невозможно пробить.

Он просто рушил мои стены, ухватившись за одну правильную нить.

‒ Захвати несколько бутылок воды. Поездка будет долгой, ‒ говорит он мистеру Высокомерие, не отводя от меня взгляда.

Я не знаю, уходит ли он или нет, потому что я слишком занята, глядя прямо в эти нежные голубые глаза, которые действительно кажутся полными раскаяния.

‒ Жизнь дерьмо, ‒ роняет он. ‒ Затем ты умираешь. Мог бы жить нормально, пока был жив, ‒ добавляет, звуча намного менее проницательно, чем раньше.

Этого достаточно, чтобы разрушить напряжение, и неожиданно улыбка озаряет мое лицо. Он подмигивает, наклоняясь.

‒ Если тебе когда-нибудь понадобится помощь, чтобы почувствовать себя живой, звони мне. Мне бы также не помешало ощутить немного жизни.

Когда он отступает, я ощущаю что-то в руке, хотя не чувствовала, что он что-то туда положил. Он идет к другой стороне внедорожника, и я пристально смотрю, как он садится.

Наконец, я опускаю глаза к карточке в своих руках, когда мистер Высокомерие возвращается, чтобы занять пассажирское место.

Логан Беннетт…

Его номер прилагался к имени, и, конечно же, он из ФБР. Когда мой взгляд снова поднимается, он опирается на руль, наблюдая за мной. Окно мистера Высокомерие опущено, и он выглядит раздраженным.

‒ Позвони мне, ‒ говорит Логан, ухмыляясь, прежде чем отъехать от тротуара.

Реальность ‒ всего лишь иллюзия, хотя и очень стойкая. Это сказал Альберт Эйнштейн.

Мой отец всегда цитировал Эйнштейна, как способ объяснить жизнь, когда мы изо всех сил пытались понять его. Я помню, как он повторял его изречения, когда наши жизни развалились. Он причинял боль худшим образом, но старался изо всех сил успокоить нас.

Эйнштейн не помогает мне понять, как же просто меня прочитать. Или насколько уязвимой и беззащитной я чувствую себя в этот момент.

Мой телефон вибрирует в руке, и я смотрю вниз, видя напоминание, которое я установила.

Мне нужно быть собранной. Мне необходимо быть хладнокровной. Пустяк мог пробить брешь, когда мне нужно выполнить план, над которым я слишком долго работала.

Отбросив остаточную слабость, я резко вдыхаю и иду к своей машине. Я проезжаю пятнадцать миль. Нахожу дом, который мне нужен, но проезжаю мимо. Я паркуюсь в заброшенном сарае, прежде чем надеть перчатки, костюм и тяжелые мужские ботинки. Я также привязываю рюкзаки, утяжеленные камнями… Один ‒ к спине, другой — на груди.

Стараясь оставаться незамеченной, я подхожу к дому, открываю дверь и молча снимаю рюкзаки, осторожно положив их на стул.

В моем кошельке есть все, что мне нужно, поэтому я держу его при себе. Затем в ход идут тяжелые ботинки, и я молча помещаю их поверх своего рюкзака.

Движение наверху привлекает мое внимание, и я медленно пробираюсь к лестнице, стараясь, чтобы мои шаги были легкими и бесшумными. Я изучала пол в течение месяца, чтобы знать каждое место, которое может скрипнуть.

Я знаю его режим дня лучше, чем собственный. Точно также как знаю, что через пять минут польется вода.

И, разумеется, старые трубы гудят, когда вода начинает поступать в них. Это сигнал для меня. Я поднимаюсь по лестнице, игнорируя скрип, потому что он не может слышать этот звук при таком громком душе.

Когда я добираюсь до его комнаты, мой взгляд падает на кровать. Я знаю, что он живет один, но всегда беспокоюсь о том, чтобы не столкнуться со случайной женщиной. Я наблюдала за камерами со своего телефона, и они показали отсутствие гостей, но это все еще та мысль, которая всегда тревожит меня.

Я с облегчением выдыхаю, когда не замечаю следов чужого пребывания. Только Бен и его обычный грязный дом.

Душ выключается, и я уже готова и на позиции. Жизнь была бы проще, если бы я могла использовать электрошокер или седативные. Правда.

Как только он проходит с полотенцем вокруг талии мимо меня, мой нож скользит, жестко врезаясь в его плоть. Вопль пронзает мои уши, и я понимаю, что момент слабости с мистером Профайлером не повлиял на меня