Указательный палец пару раз стукнул по изображению лампочки, а потом его хозяин схватил разложенные на верстаке детали и принялся за сборку.

За столом в фартуке и форменном цеховом кепи сидел не кто иной, как мистер Клокворк.

Мистер Клокворк был взволнован – еще бы, ведь если все удастся и устройство заработает, ему выделят премию и, возможно, даже сам хозяин цеха, господин Борич пожмет ему руку. Но не это было главным. Ему не терпелось увидеть, как изображение на чертеже обретет жизнь.

Мистер Клокворк ни на мгновение не сомневался, что его творение восхитит и поразит всех, кто его увидит, но, пока оно не готово, лучше никому не знать, чем он тут занимается. Мистер Клокворк с радостью собрал бы «Электриситетный фонарь З.», как он называл устройство с чертежа, дома, но для этого ему не доставало некоторых важных инструментов…

Дело между тем спорилось. Деталь за деталью вставала на свое место, и устройство все больше походило на изображение. У мистера Клокворка был талант во всем, что касалось техники и механики, хотя сам он считал, что всего лишь «понимает что тут да как», и в этом нет ничего особенного.

Наконец настал черед самой важной детали – предмета, который в Тремпл-Толл не особо жаловали и которого многие так и вовсе боялись из-за расхожих суеверий.

Мистер Клокворк поднял голову и опасливо огляделся по сторонам.

В цеху «Самозажигательных ламп Борича» кипела работа. Гудели паровые станки, тут и там в воздухе рассыпались фонтаны рыжих искр. Две дюжины рабочих в таких же, как и у мистера Клокворка, фартуках и кепи трудились за своими верстаками: точили, сверлили, закручивали гайки – собирали и прилаживали взводные запальные механизмы для «Ламп Борича».

Убедившись, что на него никто не смотрит, мистер Клокворк украдкой достал из кармашка фартука небольшой сверток. Развернув мятую страничку старой газеты, он извлек на свет лампочку – точь-в-точь, как на чертеже. Никому даже не представить, каких трудов ему стоило ее добыть.

Бережно, двумя пальцами, взяв лампочку, он вкрутил ее в патрон, после чего взялся за небольшой рычажок. Затаив дыхание, мистер Клокворк щёлкнул им, и устройство издало жужжание. Лампочка неуверенно мигнула.

Да! Получилось!

Мистер Клокворк кое-что приладил-подтянул, а затем снова переключил рычажок, и лампочка зажглась. Весь верстак залило ярким желтым светом, так не похожим на тяжелый рыжий (почти коричневый) свет, который давали газ и керосин…

«Как красиво! – подумал мистер Клокворк. – Невероятно! Я смог! Сумел! И…»

И тут он вдруг понял, что стоявшие в цеху лязг и скрежет стихли.

Мистер Клокворк замер. За спиной раздалось: «Кхе-кхе».

Обернувшись, он увидел мистера Шоббли. Начальник цеха выглядел раздосадованным и злым – еще сильнее обычного. За ним сгрудились, казалось, все рабочие смены.

– И что здесь творится, хотел бы я знать? – процедил начальник цеха.

– Мистер Шоббли, я… я просто… – залепетал мистер Клокворк, но начальник цеха не дал ему закончить.

– Что это за мерзость?!

Он гневно ткнул рукой в «Электриситетный фонарь З.». Следуя его примеру, все рабочие подняли руки и ткнули в лампочку пальцами.

– Это не мерзость, а…

– Электриситет?! – прорычал мистер Шобли. – В моем цеху?!

– Да, но я подумал…

– Плевать, что вы там подумали, Клокворк. Вместо того, чтобы делать лампы нашего замечательного хозяина, господина Борича, вы тут собрали… это?! Как будто вы не знаете, что электриситет – это запрещенная мерзость и технологии того злыдня!

– Какого злыдня? – недоуменно уставился на начальника цеха мистер Клокворк.

– Вы знаете! Все знают!

– Боюсь, что не знаю…

Мистер Борич огляделся по сторонам и прошипел:

– Злодея Замыкателя.

Мистер Клокворк округлил глаза. Так вот, что значила эта «З» в уголке чертежа!

– Но ведь Замыкателя нет уже больше двадцати лет, – заметил он. – И не все его технологии несут зло. Это же просто фонарь!

– Это не просто фонарь! Это отвратительная гадость, и я не желаю видеть ее в своем цеху! Джилдс!

Один из рабочих подскочил к верстаку мистера Клокворка, схватил устройство и передал его начальнику. Тот, недолго думая, швырнул его на пол. Лампочка разбилась, а мистер Шоббли для верности еще пару раз наступил на нее ногой.

Мистер Клокворк в ужасе уставился на покореженный «Электриситетный фонарь», а рабочие по указке начальника цеха всем скопом бросились к верстаку, схватили чертеж и принялись разрывать его на куски.

Мистер Клокворк не мог им помешать и с бессилием наблюдал, как чертеж превращается в груду клочков.

В цеху прозвенел звонок, и рабочие застыли, задрав головы.

Из медного рупора под крышей раздалось: «Внимание! Работники цеха! Ночная смена закончена! Подойдите к мисс Хрюмм за жалованьем!»

Мистер Борич бросил на мистера Клокворка уничижительный взгляд, развернулся и пошагал к выходу из цеха. Рабочие поспешили за ним.

Едва не плача, мистер Клокворк взял из груды обрывков клочок чертежа. На нем была изображена лампочка.

– Мой фонарь… – с тоской прошептал он…

…Очередь сдвигалась медленно.

Мистер Клокворк выглядывал из-за спин рабочих и пытался угадать, в каком сегодня настроении мисс Хрюмм, но свет в окошке был таким тусклым, что разобрать там что-либо не представлялось возможным.

Рабочие подходили к окошку по одному, просовывали в него свой цех-билет, после чего звучали стук штемпеля и любимая фраза мисс Хрюмм «Эх, от сердца отрываю!» – затем цех-билет возвращался вместе с жалованьем.

Мистер Клокворк работал в цеху «Самозажигательных ламп Борича» недолго, всего две недели. Не сказать, чтобы эта работа была его призванием, да и устроился он сюда, только чтобы накопить денег на капсулу для пневмопочты, благодаря которой ему удалось бы осуществить свою давнюю мечту – начать продажу шестеренок по почте. Стоила такая капсула совсем недешево, и, расхаживая с чемоданчиком по улицам, на нее было никак не накопить – вот он и работал ночами в цеху, собирал лампы, а днем – продавал шестеренки.

Пока отложить на капсулу не удавалось, но мистер Клокворк очень надеялся, что вот-вот, что совсем скоро…

Когда подошла его очередь, он поздоровался и отдал мисс Хрюмм свой цех-билет.

Стукнул штемпель, ни слова про сердце, к удивлению мистера Клокворка, не прозвучало, и билет вернулся без жалованья. На нем багровела чернильная надпись:

«Уволен».

Мистер Клокворк, потерянный и потрясенный, застыл, глядя на эту ужасную отметку. Это было нечестно! Несправедливо! Он ведь сделал полагавшуюся ночную норму прежде, чем взялся за свой фонарь!

Мистер Клокворк потянулся было к окошку, чтобы попросить прощения и уговорить мисс Хрюмм о снисхождении, но оно захлопнулось прямо