- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (80) »
спецдетдом. Лучше не вспоминать. А вот как встретились через много лет, как ошеломил натиском, нежностью, каким-то исступленным вниманием к каждому жесту, каждому слову — помнится. И как жили вместе, тоже помнится, и то, что поздно поняла вещь, в сущности, простую: зона, она как чума. И проволока не защищает от заразы.
Жизнь возле зоны, покорность зэка и поселенцев воспитали в нем инстинкт топтать людей. А кого он мог топтать? Только женщин. Мужики не давались, отвечали бешеной ненавистью. Но для того чтобы слаще было растоптать, сначала нужно возвысить. Ведь чем с большей высоты сбрасывают, тем больнее. Это он знал хорошо, интуицией подонка.
Господи, какими же они были подлыми, расставаясь. Какими ничтожными и мелкими. Страшно вспомнить.
Ну что ж — suum cuique[1]. Что-то потянуло на латынь. Единственное благое приобретение детдома. Бедный, полубезумный Виталий Андреевич — спасибо. Вот, благодаря латыни и поступила в университет, поразив не только нищенством одеяния.
* * *
Теперь за этой баррикадой, составленной из ящиков-приборов, ее никто не увидит. Неужели свершилось то, о чем мечтала когда-то как о недостижимом? И как обыденно просто, и как безрадостно. Душа пуста. Она теперь — полое тело, которое пересекают чужие мысли и разговоры. Пришла Наталья. Как всегда, с опозданием и, как всегда, с рассказом о мимолетной схватке с какой-нибудь институтcкой щеголихой. На сей раз это была, кажется, секретарша директора. — Я ей говорю: не всякая мечтает о хорошем начальнике, а она мне: «Хороший секретарь может выбирать себе начальника». А сама на работе в шортах, чтоб ноги до пупа выставить. Саша (от компьютера): — Ты тоже, будто на конкурс «Полиарт» вырядилась. — А что это за «Полиарт»? — Ну для дур. Какие-то темные кооперативы набирают вроде бы в ансамбли или в офисы «не старше двадцати пяти» и прямиком в западные бардаки переправляют. Торговцы живым товаром. Двадцатый век. Так что в такой юбчонке как раз на конкурс. Есть шансы. — А что тебе моя юбчонка? Не личит? — Личит, личит, и бисер, гарус, стеклярус туда же. — Мой девиз: одевайтесь лучше, будете выглядеть здоровее. Ну что ты злишься, опять не получается? Все, что из дерева, очень ненадежно. Это она об аппаратуре отечественной отозвалась. — Попросила бы у Ухтомцева по старой дружбе для меня усилитель. А? Он, по-моему, до сих пор не остыл от твоих ласк. — Мэй би. Просто я плачу, вспоминая нашу недолгую лав стори. Это было совершенно невыносимо. Совершенно. Он мог трудиться два часа без перерыва на обед, как эти штуковины на нефтяных скважинах. Вверх — вниз, вверх — вниз, да еще время засекал, я видела. Сухостой — это… «Нет, это уже черт знает что! Не лаборатория, «На дне» какое-то…» — …Тащилась от него домой, как змея по пачке дуста. — Наташа! Что за речи! У тебя папа доктор наук, мама — кандидат, книжки хорошие читала небось. Лиза Калитина, Наташа Ростова, образ русской женщины… — Я читала только «Муму», и то не помню, кто кого под поезд бросил. Возникла из-за приборов. И когда только успевает с утра так отполироваться! Волосы сияют, губы блестят, ногти переливаются, загорелое лицо чуть лоснится, брови как приклеенные… что еще?.. — Ой, а я и не знала, что вы здесь, Ирина Федоровна, я бы с купюрами. Может, вам кофейку сварганить, а? — Кофейку не надо, а вот позвони-ка этому белорусу-технику. Глядишь, поможет, замучали помехи. Монитор на всякий случай выключила. «Это надо беречь от постороннего глаза, как краденого коня». — Инициатива наказуема, вот сейчас не только позвоню, не поленюсь сбегать… — По дороге забеги к Ухтомскому, попроси в долг МПВ, ты сегодня в форме. — Это Саша о своем. — Фиг тебе, хочешь, чтоб золотая рыбка у тебя на посылках… — Не плюй в колодец, вылетит — не поймаешь. Когда Наталья ушла, Ирина снова включила компьютер и замерла. Картинка! Какая-то улица. Старые заводские здания, бетонные заборы. Расстояние между ними все сужается. Видно ясно, и никаких помех. Не надо белоруса! Белорус все испортит. Сейчас бетонные плиты сомкнутся! Узкая щель, и за ней сразу комната. Грязная, голая, замазанное белым окно. На лавке, бесстыдно раскорячившись, — толстая немолодая баба. Голова запрокинута над краем лавки. Свисают жидкие волосы. — А помыться можно? — Голос мужчины. Чей это голос? Ирина почувствовала, как обдало жаром. Мощнейший выброс адреналина. — Девушка, баня работает? Помыться можно? — А все можно, — ответил хриплый протяжный голос. Ответила баба, не разжимая губ. Огромные, похожие на дыни, груди. Закатившиеся глаза, белесые брови, рыжие пряди. — Давай, давай… повторяй за мной, что я делаю? Отвечай! Что… Помехи, ровное гудение, изображение перекосилось, какие-то разноцветные клинья, но она видела, узнавала в них картинку соития… — А вот и ваш спаситель! — сказала Наталья голосом экскурсовода. Ирина успела выключить компьютер и подняться навстречу бледнолицему Мите, глядящему блеклыми голубыми глазами с привычной тоской: «Ну что там у вас? Вы же знаете, что я работаю здесь за гроши только потому, что в соседнем корпусе лежит моя несчастная жена и никто из вас, дармоедов, не понимает, что с ней». — Консилиум был? — спросила Ирина, усаживаясь в кресло и жестом предлагая Мите занять другое. Митя присел на краешек. — Был. — Ну и что? — Повезут к Коновалову, сказали. Ну и фамилия! — А это нормально, — Саша выключил паяльник, потянулся сладко, — это даже хорошо, такая фамилия, потому что означает, что даже его далекие предки были эскулапами. Теория наследования гена профессии. — Хлебом нас не корми, только дай теорию подогнать. Саша вольготно расположился в кресле, протянул газету. — Вот, гляньте на эту фотографию. Половину полосы занимала фотография мужчины в черных очках, в костюме десантника, с автоматом на груди. — Кто это? — Наемник. Ландскнехт двадцатого века. В Америке их зовут «дикие гуси». — Он что — американец? — Зачем? Наш. Воевал в Афгане, во Вьетнаме, в Никарагуа и далее везде, где у нашей державы был интерес. — Ну и что? — Как вы полагаете, какова у него фамилия? — По вашей теории, либо Мертвецов, либо Душегубов. — Ну зачем же так резко. Резников. От — «резать». — Ну, сколько других Резниковых… — Погодите. Помните чемпиона мира по бегу Борзова, а по фехтованию — Сабельникова, а начальника одного из управлений Минздрава — Живодерова, не говоря уже о татарских корнях всех Баскаковых, Толмачевых и т. д. и т. п. — А фамилия Раскуров что означает? — Надо подумать. Но по первому- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (80) »