животных, меняющих облик по своему желанию.

— Я Гехирн Шлехтес, — сказал я. — Хассебранд.

Как и любая собака, эти оборотни научились бы уважению только тогда, когда научились бы страху.

— Идемте, я вас провожу.

Я повернулась и направилась обратно к основному лагерю. Пойдут они за мной или нет. Редко стоит из кожи вон лезть, чтобы расположить к себе безумцев.

Они молча пошли следом, Асена ускорила шаг, чтобы идти рядом со мной. Ее сапоги поднимали шлейфы пыли цвета ржавчины которые разлетались в стороны, словно убегающие духи.

— Стены Синнлоса все еще держатся, — сказала она, констатируя очевидное.

— Стены еще держатся, — согласился я. Даже в дневной жаре я чувствовала ее тепло, глубоко вдыхая ее животный мускус. Как бы мне ни хотелось отстраниться, я не посмела. — Расскажи мне о своем отряде, — сказала я, чтобы отвлечься.

— Большой парень — Бер. Тот, что с зубами и плохим характером — это Штих. Другой — Массе. — Ее голубые глаза посмотрели на меня, брови выгнулись дугой в немом юморе. — Штих — самый опасный.

Она усмехнулась, показав ярко выраженные клыки.

— Он сумасшедший.

— Бывает. А Хассебранды совсем не опасны. — Я хотела сказать, что это была непринужденная шутка, но прозвучало натянуто и оборонительно.

— Императрица уже показала свою силу? — спросила она, не обращая внимания на мою жалкую попытку пошутить.

— Нет. Мы не увидим ее, пока Теократ не совершит что-то своими силами. — Мы обе знали, что это значит: Мы были его силой в этой битве.

— Уже недолго осталось, — сказала она. — Уже недолго.

* * *

Осада затянулась. Люди бросались на стену и умирали, их трупы оставляли гнить и разбухать под солнцем пустыни. Асена часто искала меня. Я никогда не могла быть уверена, видит ли она во мне родственную душу или просто избегает своих собратьев-оборотней. У меня не хватало смелости спросить. То, что эта сильная, уверенная в себе женщина смогла разглядеть во мне хоть что-то, не поддавалось объяснению.

Когда я обедала с Асеной, как я часто делала, капитан ужинал в одиночестве. Рассматривал ли он это как уход или предательство? Я бы так и сделала. Я не смела рисковать своей непрочной дружбой с Асеной, но не видела способа, чтобы эта дружба не встала между мной и капитаном. Он не упоминал об этом и, казалось, не замечал, что я редко бываю рядом. Тем временем пятно разрослось и охватило большую часть его левой руки. Он стал носить кожаные перчатки, и иногда я улавливала сладковатый запах гниющей плоти. Каждый вечер я говорила себе, что поговорю с капитаном утром, но каждый день трусость брала верх. Что же я скажу? Чувство вины грызло истерзанные края моей души.

Однажды вечером Асена последовала за мной в мою палатку после ужина, и мы сидели и разговаривали до восхода солнца на следующее утро. Казалось, она ждала, что я что-то скажу или сделаю, но я не могла представить, что именно. Вернее, могла и очень хотела, но не решался. Она ушла на следующее утро с грустной улыбкой, но на следующий вечер снова последовала за мной. Поскольку накануне я не сомкнула глаз, я задремала, а проснулась от того, что она, свернувшись у меня под боком, мирно спала. Впервые за многие годы меня не преследовали ночные кошмары. Не желая будить ее из страха, что она может уйти, я не двигалась и не спала до конца ночи.

На следующий день были созваны Териантропы и Дисморфики. Теократ был нетерпелив из-за отсутствия прогресса.

Когда Асена ушла получать приказы, я разыскала капитана. Он поливал свою лошадь, гладил животное голой правой рукой и что-то шептал в его подергивающиеся уши. Я видела, как широкие глаза лошади следили за его левой рукой, и надеялся, что капитан этого не заметил. Его мундир стал жестким от красной грязи, каштановые волосы отросли до плеч. Я бы не узнала некогда щеголеватого капитана, если бы столкнулся с ним в толпе.

Я прочистила горло и увидела, как напряглись его плечи. Он перестал гладить животное и снова надел перчатку на правую руку. Но не раньше, чем я увидела синяки на кончиках пальцев. Как можно спрашивать о чьем-то рассудке? Мне хотелось обнять его, закрыть его израненную душу толстой массой своего тела.

— Я слышала, Теократ прислал новые приказы, — сказала я вместо этого. Трусиха.

Капитан повернулся ко мне лицом с безжизненными серыми глазами.

— Вы уже получили приказ? — спросила я.

Семь месяцев без вестей. Как бы я ни была счастлива не подталкивать свой и без того хрупкий рассудок интенсивным использованием своей силы Хассебранда, я чувствовала себя нежеланной, ненужной и нелюбимой. Такова сила Теократа. Он злоупотребляет вашей любовью и поклонением, пока вы не возненавидите его. Тогда, когда он отбрасывает вас в сторону, вы чувствуете себя брошенной и не можете дождаться, чтобы снова служить. Хотя я и замышляла против него, я чувствовала себя забытой всеми богами.

— Нет, — сказал капитан, глядя на свои руки в перчатках.

— Нам надо собираться и ехать домой, — пошутила я.

Капитан уставился на меня, не мигая, и я могла бы дать себе пинка, когда осознание пришло. Дом. Родители капитана были мертвы. У него не было дома. Я ненавидела свое эгоцентричное бездумье.

Он слабо улыбнулся.

— Завтра мы отправим оборотней и дисморфиков. Иди к своей подруге.

Он извиняюще пожал плечами.

— Мне жаль, но здесь наши пути разойдутся. Ты заслуживаешь большего.

Он отвернулся от меня, делая вид, что осматривает свою лошадь. Животное вздрогнуло, когда он потянулся погладить его левой рукой.

— Если завтра мы столкнемся с иллюзиями королевы, ты должна быть готова. Мы ничего о ней не знаем. Ничего о том, во что она верит. Ничего о том, чего она боится.

— Я готова, — сказала я с ложной бравадой.

— Ты стала счастливее в последнее время, — сказал капитан, повернувшись ко мне лицом. — Я рад за тебя. Но это ослабит тебя.

Какой мир я создала для себя, где уверенность, безопасность и счастье — это слабости.

— Не волнуйтесь, — сказал я. — Если меня призовут встретиться с иллюзионистом, это значит, что дисморфики и териантропы потерпели неудачу. Это значит, что Асена. — Я подкрепила себя дрожащим дыханием. — Падшая.

Капитан с минуту изучал меня.

— Потерять ее будет больно, — мягко сказал он.

— Боль сделает меня сильной. — Я говорила это так, как будто это была причина влюбиться. Было страшно даже признать возможность любви. Но тот факт что Асена, единственная с кем я чувствовала себя хорошо, пугал меня.

Но ради Асены я бы сожгла весь мир.

— Теократ, он того стоит? — неожиданно спросил капитан.

Я подумала, что нет, но вслух сказала:

— Разве это имеет значение?

— У