Галина Львовна Романова
Если верить Хэрриоту…

^{Иллюстрации Н. Строгановой}

ПОСВЯЩАЕТСЯ ВСЕМ, КТО ПРИНИМАЛ УЧАСТИЕ В ОПИСЫВАЕМЫХ СОБЫТИЯХ.

Вместо эпиграфа — мой дядя обо мне (почти по Дж. Дарреллу):

Пещерный ребенок — свинью никогда не видел.

Ю. Ю. Звонов, 1974 г.

Настоящая труженица полей и ферм!

Он же, десять лет спустя.

Вместо пролога Как попадают в студенты

А никак. После неудачи в белокаменной столице — громоподобного провала в МГУ — я была вынуждена несолоно хлебавши вернуться в родной город. Радужные перспективы посвятить себя благородному делу охраны, изучения и разведения редких животных планеты и связанные с ними честолюбивые мечты основать в Рязани свой зоопарк были отодвинуты на неопределенный срок, и пришлось срочно думать, чем бы заполнить никому не нужный год. Перед глазами маячил пример старшей сестры — провалившись в институт, она год проработала секретаршей, вечерами штудируя литературу, и добилась-таки своего.

Подобное времяпрепровождение устраивало и меня, но мама была настроена более решительно. Она взялась за дело столь основательно, будто заранее предчувствовала, что из этого может получиться. На второй или третий день после моего возвращения, когда я должна была уже решить, чем заниматься, она вдруг сказала:

— Галя (это я, чтоб вы знали!), вчера по радио слышала объявление — сельхозинститут объявляет дополнительный набор на зоотехническое отделение. Как раз для тебя — ты же любишь животных!.. И год терять не придется.

Последний аргумент должен был решить дело в мою пользу, но для меня тогда эти слова прозвучали похоронным звоном — я не просто «не теряла год», я должна была потерять все мое тогда еще привлекательное будущее. Но мама стояла на своем, и, побрыкавшись немного, я все-таки отправилась на разведку — с тайной надеждой, что пресловутый дополнительный набор уже завершен.

И вот — институт. Красные стрелки на стенах указывают путь для тех, кто первый раз вступил сюда. Зал за дверью с надписью «Приемная комиссия» совершенно пуст. Так кажется из-за того, что столы комиссии и абитуриентов разделяет огромное расстояние, каждый на виду, и пока дойдешь со своей анкетой до стола, подвергаешься несомненному наблюдению.

Почему так, я поняла далеко не сразу, а по зрелом размышлении, вспоминая прошедшее. Уже за столом меня с новой силой одолели сомнения — вспомнились мечты о собственном зоопарке и славе Джеральда Даррелла. Хотелось поездить по свету, а тут… Навоз, коровы, свиньи… Никакой романтики!

Мои колебания наверняка были видны издалека, поскольку не успела я решить, что ошиблась дверью, как ко мне подошла дама. Только что я видела ее за столом комиссии. Она с явным интересом посмотрела на пустую анкету:

— Ну, о чем думаем?

— Понимаете, я вообще-то хотела работать с дикими животными… в заповедниках, зоопарках… но не прошла в МГУ и… — начала мямлить я, стараясь придумать, что бы такое почестнее соврать, — и хотела бы… Вот я не знаю, как у вас после института. Куда можно попасть?

— Хочешь работать в заповеднике? — Дама смотрела на меня с интересом волонтера, агитирующего очередного новобранца. — Нет проблем! Одна из наших девочек после окончания учебы сейчас работает в Окском заповеднике, изучает зубров. Пишет научную работу о микрофлоре их кишечника.

Заповедник! Зубры! Редкие животные! Научная работа! Магические слова были произнесены, и участь моя решилась. Все остальное пролетело, как по хорошо накатанной дорожке. За четыре дня три экзамена — и я стала студенткой.

Часть первая Зоопарк на прогулке

Глава первая Дом с поющими ступенями

1

Мы — зоофак, или, как нас зовут на других факультетах, «зверофак». Уже в первые дни после посвящения в студенты, когда новоиспеченное пополнение рядов доблестного студенчества фотографировалось на память на ступенях родного вуза, на нас кричали: «Зверей вон из кадра!» Мы не обижались — гордились своей будущей миссией.

Впервые вплотную столкнуться с прелестями зоофака нам пришлось только через полгода, когда в конце зимы нагрянула первая практика — в опытном хозяйстве, Стенькине.

Сей поселок достоин быть отмечен на карте не только нашей области, но и, возможно, России по одной причине — здесь находятся такие достопримечательности мира, как собственный Арбат и Рейхстаг.

Что такое Арбат, объяснять не надо (хотя в последнее время он приобрел черты даже Бродвея). Но Рейхстаг — это действительно уникальное место. Там жили студенты.

Собственно, Рейхстагом именовали соседнее с нашим общежитием здание, похожее на своего всем известного тезку как две капли воды степенью разрушенности и запущенности — создавалось впечатление, что в него тоже неоднократно попадали осколочные снаряды. Возможно, именно поэтому наши предшественники и окрестили так трехэтажный каменный дом, сохранивший кое-где признаки дореволюционной постройки. Стоял он посредине огромного запущенного парка, который зарос настолько, что напоминал девственный лес. Всего несколько троп пересекало его в разных направлениях. Большинство шло мимо Рейхстага к приземистому деревянному зданию барачного типа, где на первом этаже помещалась библиотека, а на втором и поселили первокурсников зоофака. Первое время было жутковато ходить ранним утром или поздним вечером по парку-лесу мимо развалин, но потом мы привыкли.

Прежде чем продолжать, хочу сказать еще несколько слов о нашем доме. Он казался ровесником Рейхстага и поражал не ветхостью, а какой-то уникальной древностью, словно и впрямь пережил не одну войну и революцию. Старый барак стоял на земле прочно, как последний местный житель среди толпы приезжих. Сплошь деревянный, строенный, казалось, без единого гвоздя, он зорко следил за порядком — сквозь тонкие стенки можно было хорошо слышать все, что говорилось в соседних комнатах, а ступеньки широкой лестницы, ведущей на второй, жилой, этаж, скрипели на разные голоса, издалека предупреждая о визитерах.

Мы едва