сжималась в комок, и ничего не могла с собой поделать. Последняя катастрофа случилась больше двух лет назад, когда долго и красиво ухаживавший за мной одногрупник, так и не добившийся от меня взаимности, рассержено хлопнул дверью, бросив на прощание презрительное: «Книжная моль! Совсем со своими романами из реальности выпала». Немудрено, что я начала всячески избегать отношений и окончательно ушла в книги. Книгам было все равно, как я выгляжу, и, в отличие от мужчин, книгу я всегда могла выбрать такую, которая бы соответствовала моим ожиданиям.

За эти годы все в поместье так привыкли к тому, что я знаю, где и что хранится в библиотеке или архиве поместья, что я, фактически стала то ли библиотекарем, то ли архивариусом семьи Лисициных. Поэтому, не особо мудрствуя, после окончания школы я поступила в ГУГ — Гуманитарный Университет Геи — на факультет социальных коммуникаций, и кафедра библиотековедения и библиографии приняла меня в свои радушные объятья. Этим летом, после успешного получения диплома бакалавра, я наслаждалась заслуженными каникулами. Поскольку тему я выбрала непростую: «Структурная наполняемость семейных библиотек с середины XXI века до настоящего времени (на примере библиотеки семьи Лисициных)», то и пропадала я в библиотеке сутками, частенько засыпая на стареньком диване возле камина, подтверждая давнее семейное прозвище «книжный червячок». Так что замечание Старших Лисси про свежий воздух было не лишено здравого смысла. Но все равно было обидно.

За всеми этими мыслями читать мне совершенно расхотелось, я забралась в кресло с ногами и привычно уплыла в мечты. В реальность меня вернул весьма решительный стук в дверь и голос мамы.

— Мила! Немедленно открой дверь! Я знаю, что ты там!

Я страдальчески закатила глаза. Мама до сих пор назвала меня детским именем, оставшимся с тех пор, когда я не могла выговорить «Амели» полностью. И это тоже было ужасно обидно, словно мама, даже обращаясь ко мне, подчеркивала, что я еще не повзрослела.

Пришлось встать, и открыть дверь. Мама оглядела меня с ног до головы, протиснулась в помещение архива, и заняла единственное кресло, которое я считала своим. Мне же пришлось присесть на краешек стола, и я тут же принялась качать ногой, зная, что мама не выносит, когда я так делаю.

— Мила, — вздохнула она, — у меня есть к тебе серьезный разговор.

Я поежилась — в моем представлении фраза о серьезном разговоре не сулила ничего хорошего, и значила, что сейчас я получу выволочку или очередную порцию нравоучений.

— А никак нельзя обойтись без разговора? — Закинула удочку я. Не то, чтобы я надеялась избежать этой неприятной процедуры, но попробовать стоило.

— Увы, нет, — отозвалась мама. И продолжила после долгого вздоха. — Сегодня со мной связалась тетушка Агата.

— Она больна? С ней что-то случилось? — Переполошилась я. Тетушка Агата, вдова дяди Винсента, была мне симпатична, как только может быть симпатичен человек, с которым ты состоишь в настоящей, бумажной переписке. Я обожала получать письма, написанные ровным, бисерным почерком на дорогой, надушенной бумаге, которые можно было смаковать несколько дней, по чуть-чуть, растягивая удовольствие, как хорошее вино.

— К счастью, она в добром здравии. Но она хотела бы разобрать библиотеку дяди Винсента, и просит, чтобы я отпустила тебя ей помочь.

Я затаила дыхание не в силах поверить в то, что я слышу.

— Как ты знаешь, я категорически против… Но Матье… Да и кузины… — Мама махнула рукой. — Они все считают, что я слишком опекаю тебя. И я решила, что это хорошая возможность дать тебе посмотреть на мир. Тетушка Агата присмотрит за тобой. Если ты, конечно, захочешь.

— Я? — Я задохнулась от восторга. Другая планета! Архив! Документы и книги! И все без родителей, стоящих за моей спиной! — Конечно же, захочу! Спасибо, мама!

И наскоро поцеловав маму в щеку, я кинулась к своей комнате. Мне предстояло собирать чемодан в мою самую первую самостоятельную поездку.

Глава 2

Несмотря на весь мой энтузиазм, отправиться к тете Агате я смогла только через неделю. Надо сказать — весьма непростую неделю моей жизни, насыщенную этикетом, генеалогией, а также многочисленными лекциями, которые мне читали «для общего развития». Под конец недели я так устала от непривычного для меня общения, что решила, что по приезду на Мейфер, запрусь в тетушкином архиве и не буду выходить оттуда.

Перед самым отъездом со мной связался Ксав, который, выполнив обязательную программу и закончив один из пафосных университетов с отличием, уже полгодавместе с Моник и их маленьким сыном Жан-Полем вил семейное гнездышко в одном из наследных поместий. Позвонивший на мой бук Ксав был строг и сосредоточен, но когда он вгляделся в мое усталое лицо и понял, что под глазами у меня действительно черные круги, а не искажение картинок помехами, то только вздохнул и ограничился короткой просьбой быть осторожной и благоразумной. В общем, такой, как всегда. Также Ксав сообщил, что нашел для меня сопровождающего, который в целости и сохранности доставит меня к тетушке. Главное, что брат может ему доверять, тем более что мы с этим достойным молодым человеком раньше уже встречались. Очень жаль, что тогда я пропустила это замечание мимо ушей, но в тот момент меня больше волновало другое.

— Скажи мне, — решилась спросить я, наконец, — тебя не раздражает, когда мама или тетки зовут тебя Савушкой, как в детстве?

Брат в ответ улыбнулся, широко и открыто.

— Нет, червячок, не раздражает. На самом деле меня зовет Савушкой не так много людей, и все они — очень близкие люди. Кроме того, это вполне в духе «девочек Лисси», мы даже заключили пари с Моник о том, как они сократят имя Жан-Поля. Я поставил на то, что тетушки будут звать его Яником, а Моник на то, что он станет Пашей… Я понимаю, почему ты спрашиваешь, но, видишь ли, Амели, у нас с тобой разная история. С момента поступления в колледж я стал достопочтенным Ксавье Дюбо, наследником виконта Сен-Мар, и знала бы ты, как сильно давило это на меня в первое время, пока я не привык. Так что, когда я слышу твой звонкий голосок, произносящий: «Савушка, братик», после этой отвратительной мелодии, что играет при соединении по галанету, я становлюсь счастливейшим братом на свете.

— Достопочтенный, — хихикнула я, предпочитая не замечать иронии в словах брата, — как все сложно!

— Привыкай, — погрозил мне пальцем брат, — там, куда ты поедешь, будет много подобных условностей, смешных и не очень. Постарайся, хотя бы, не хихикать, если к тебе обратятся Достопочтенная Амели.

Я расхохоталась против воли.