появлением дома.

Маме же эта внезапная самостоятельность Ксава давалась нелегко, и я знала об этом, поэтому все мои поездки на школьные экскурсии или к друзьям готовились загодя, с привлечением тяжелой артиллерии в лице папы. Об учебе где-то вне Изначальной же мне, увы, пришлось забыть. У меня оставались две отдушины — кузина Соня и книги из семейной библиотеки, которые позволяли мне строить свой собственный, восхитительный мир и сбегать в него из суровой действительности.

А семь лет назад Ксав женился. О невесте его мы знали только то, что она работала стюардессой в одной из Флай-компаний на Изначальной, и познакомились они во время перелета. Отец, помнится, понаблюдав на семейном обеде за скромной, очень миловидной Моник, произнес длинную для него, прочувствованную речь. Основной смысл речи сводился к тому, что папа безмерно счастлив, что Ксав не привел в дом глупенькую, хорошенькую аристократичную дебютантку, все таланты которой сосредоточены в умении рисовать посредственные акварели, музицировать на домашних вечерах и поддерживать разговор. Я только вздыхала — все эти умения входили в «обязательный перечень необходимых знаний для подрастающих девочек Лисси», и я полила за время учебы слезами не одну гипсовую голову.

Мне уже тогда показалась подозрительной нарочитая покладистость Ксава, который лишь улыбался и кивал отцу в ответ. На прием в честь объявления помолвки Моник и Ксавье, как, впрочем, и на предсвадебные приемы меня не брали — возрастом не вышла. Свадьба же, состоявшаяся через почти неприличные два месяца после помолвки, была полна откровений. Например, выяснилось, что замок, в котором молодые устраивали торжество, принадлежал родителям Моник. А скромно одетый в патриотичный, пошитый на Изначальной костюм отец невесты, которому принадлежал простой и функциональный флайбус, на самом деле граф. Да и мама Моник оказалась успешным ландшафтным дизайнером, своими руками воссоздавшим и поддерживающим исторические сады вокруг замка. Со своей стороны родители Моник с удивлением обнаружили, что их обожаемая девочка вступает не только в брак, но в число Девочек Лисси. В общем, к обоюдному удовлетворению наши родители прекрасно поладили. Более того, выяснилось, что моя мама и мадам Сильви закончили один и тот же университет с разницей в несколько лет, что удивительным образом сблизило их.

В тот год мне только исполнилось пятнадцать, и я страшно завидовала Птичке. Она, хоть и была на год младше, уже обзавелась не только плавностью линий, но даже и весьма заметной грудью. Я же больше напоминала анатомическое пособие из кабинета биологии нашей «Школы с углубленным эстетическим развитием». Внезапно удлинившиеся ноги и руки доставляли немало неудобств, от того, что их надо было куда-то девать и как-то управлять ими. Резкий же скачек роста привел к тому, что к свадьбе Ксава купленное загодя пышное, розовое «принцессное» платье стало несколько короче, чем планировалось, да и атласная лента переместилась с талии под условную грудь. К сожалению, обнаружилось это досадное обстоятельство за пару часов до мероприятия, уже в замке семьи Моник, и изменить что-либо было невозможно. Платье мне нравилось, поэтому, повздыхав, я решила, что в борьбе между джинсами и пеной розовых кружев кружева ведут с разгромным счетом. Волосы мне уложили валиком, и надели сверху маленькую розовую же шляпку с перьями. Я взглянула в зеркало на свои острые колени и локти, постаралась одернуть платье вниз, и, вздохнув, признала, что некоторые вещи ничем нельзя исправить. Впрочем, ни один из гостей не позволил себе ни обидных взглядов, ни ехидных комментариев, а если вы были пятнадцатилетней девочкой, то знаете, как это может быть важно.

Церемония в саду была прекрасна. Ксавье в темно-синем свадебном сюртуке, оттененном нежной бутоньеркой на лацкане, белом вышитом жилете, с причудливо завязанным галстуком, казалось, сошел с одной из картин в замке. Моник была одета в кремовое платье в стиле ампир, голова и плечи её были покрыты вуалью. Когда Рене, отец невесты, вел её к алтарю, установленному под аркой из живых цветов, она казалась хрупкой, трогательной и беззащитной. Я видела, какими жадными глазами брат смотрит на Моник, опирающуюся на руку отца, и мечтала, что когда-нибудь у меня будет такая же свадьба. Само собой, без друзей Ксава не обошлось — мрачный Рауль в одежде, сочетающей черное и серебро, был шафером, а смешливый Николя, прилетевший на свадьбу со своей невестой, белокурой красавицей Элен, исполнял роль друга жениха. Впрочем, надо отдать Раулю должное — он так и не смог испортить праздник, видимо, не особенно и старался.

А сразу после церемонии я добралась до графской библиотеки и надолго «залипла» там, как в пещере с сокровищами Али-Бабы. Очнулась уже только тогда, когда в помещении стало темнеть, и понадобилось найти, где же включается освещение. Выключатель, как ему и положено, оказался у самой двери, и я уже собиралась щелкнуть клавишей и вернуться к найденному рыцарскому роману, когда услышала шаги по коридору. Мама частенько учила нас с Ксавом, что тот, кто подслушивает, ничего хорошего о себе не услышит, и все же — я замерла, прижавшись к приоткрытой створке двери.

— Я не собираюсь бегать по замку в поисках взбалмошной девчонки! — Возмущался, кто бы вы думали? Конечно же, Рауль. — Иначе, пожалуй, мне, как шаферу, придется танцевать еще и с этим невозможным созданием!

— Рауль, ты слишком строг к девочке, — отозвался Николя. — Да и было бы неплохо убедиться в том, что с ней все в порядке. Она слишком долго отсутствует на приеме, как бы с ней что-нибудь не случилось.

— Девочка! — Фыркнул надменный черноволосый кошмар. — Ей уже пятнадцать! В Новом Мейфере её бы уже вывели в свет. Ты можешь себе представить в этом невозможном розовом фламинго трепетную невинную дебютантку?!

— Сознайся, что сестра Ксава тут не причем. Будь честным сам с собой — ты срываешь на девочке злость за то, что тебя в очередной раз провела и бросила Аманда! — В удаляющемся голосе Николя звучал укор.

Я же сползла на пол, зажимая руками рот, в отчаянной попытке не заплакать.

«Розовый фламинго» стал моим личным кошмаром. И даже теперь, когда у меня появилась грудь, и сама я, по словам сыновей барона Хольма, стала «хорошенькой девушкой» я не могла переступить через себя. Нет, двойняшкам Петьке и Пашке я верила, у них совершенно не было резона меня обманывать, тем более после того, как мы заключили «Пакт о брачном нейтралитете». Но каждый раз, когда мои отношения с молодыми людьми доходили до чего-то более серьезного, чем прогулки по парку, в памяти всплывала эта фраза, я