видно! Ван Хельсинг и Дракула! Регис, он тебя, часом, ничем не заразил?

— Между прочим, нет ничего зазорного в маленькой самоиронии, — улыбается вампир и, наконец-то, вручает Ламберту сладости и шампанское.

Загребущие ручонки Лютика сразу тянутся к здоровенной корзине. Внутри хватит на один, а то и два диабета: леденцы, ирис, карамель, шоколад, и все в формах разных монстров, от зомби до оборотней. Есть здесь жевательные клыки из зефира, мармелад в виде мозгов, шоколадные тараканы, просто цветастые сахарные палочки…

— Мама дорогая! Вы что, ограбили кондитерскую?!

— Не для тебя одного.

— И с учётом медицинских показаний, — поддакивает Регис. — Здесь всё рассчитано строго в рамках норм потребления глюкозы. По моему опыту, диабет второго типа при отсутствии лечения может легко привести к энцефалопатии…

— Это он его так тупым назвал? Геральт, переведёшь?

— Ты ранишь меня в самое сердце, вампир, — бурчит надувшийся Лютик. — После всего, что я сделал, променять друга на вот эту рожу!

— Позволь, я не…

— Ни капли не сожалеет, что у него есть вкус. Именно, — встревает Геральт, и появившийся в прихожей Эскель хлопает его каменной лапищей по плечу, чуть не выбивая дух.

— Что я слышу? Никак, тебе подняли самооценку?

— И не только, кхе-кхе, самооценку… Зараза, Геральт! Это шутка была! Шутка!

За болтовнёй и суматохой тянется тёплый дружеский вечер, и пламя свечек слегка трепещет от гуляющего по комнатам сквозняка. Они успевают посмотреть старый ужастик с выключенным светом, напугать до усрачки бедолагу Лютика, принявшего тень Эскеля за призрака, и опробовать мармеладные мозги. После идёт круг шампанского, и все разбредаются кто куда, по разным углам квартиры. Эскель в подробностях рассказывает про суккубиху, Геральт подслушивает, как Кейра упрашивает Лютика передать автограф какой-то из её подружек…

— Не поможешь мне убрать сладости, мой дорогой? — придумывает Регис абсолютно смехотворный повод пойти с ним на кухню, и он радостно следует за вампиром, как тень.

Отчего-то здесь, за стенкой, отделяющей их от друзей, их близость воспринимается особенно остро. В коридоре слышится топот, голоса…

— …Где, говоришь, у тебя динамики?

— Посмотри в кладовке. Так, я ставлю музыку! Кто посоветует канал?

— Да что вы, как не родные! У меня же всё с собой! Эскель, будь добр, принеси чехол с гитарой!

— Начинается, — усмехается Геральт и ловит на себе пристальный взгляд чёрных глаз.

— О чём речь? Нам стоит ожидать расширения программы?

— Ещё какого. Сейчас будут танцы, — тихо поясняет он. — Пойдёшь танцевать со мной, док?

Глупость он сморозил, конечно, — какие им танцы в одиночестве, на этой замызганной кухоньке, в узком проходе между холодильником и уголком гарнитура. Слышатся первые гитарные аккорды, и Регис вздрагивает, трогательно дёргая плечами. На секунду кажется, будто он всерьёз обдумывает предложение, даже немного пугая затянувшимся молчанием.

— Почему бы и нет, — наконец улыбается он, и в этой улыбке — искры тысячи звёзд, затерявшихся в глубинах антрацитового космоса.

Из гостиной доносится негромкое пение, и уже без сомнений Геральт обхватывает его за талию, притягивая к себе. Заинтригованный, вампир обнимает его за шею, весь обращаясь в слух: слова песни отчего-то его настораживают.

— It’s like I’ve been awakened, every rule I had you breaking…

— О, боги. Судя по всему, это произведение из его нового альбома, — тяжело вздыхает Регис. — Лютик показывал мне несколько зарисовок, к несчастью… отчасти вдохновлённых нашей историей. В свою защиту скажу, что я пытался его остановить, Геральт. Ключевое слово «пытался».

— Что ж, — вздыхает Геральт. — Я бы сказал, что прибью его, но этого не сделаю. Не смогу. А хочется, а?

И получает в ответ тёплый, полный искреннего веселья смех. Счастливый смех, вызванный им одним.

— При всём уважении к его заслугам, наш общий друг действительно способен вызывать подобные чувства. Но не будем фокусироваться на плохом, верно?

I’m surrounded by your embrace, льются слова в едином потоке с аккордами. Вздохнув, Регис кладёт ему голову на плечо, и они медленно покачиваются в такт музыке. Уткнувшись носом в завитки его волос, Геральт вдыхает поглубже его дурманящий запах. Ромашковый чай, их общий гель для душа… Травяной парфюм с нотками шалфея, гвоздики и кориандра, на любом другом пахнувший бы, как аптечный сбор.

Завершающая, ключевая нота в букете этого вечера. Всех долгих месяцев, что они разделили пополам.

You know you’re my saving grace…

— Чёрт! Куда запропастились эти двое? — бухтит голос, похожий на Ламберта, — Если он потащился в мою спальню, драить её будет сам!

— Так и знал, что до этого дойдёт. Ну, что думаете? Вернон прав, и вампир сверху?

— Тц, дайте послушать Лютика!

— Молчим, молчим! Плесни-ка немного бренди в чай, милая, тебе сподручнее. Вот спасибочки.

— Сверху, снизу… Какая, в жопу, разница. Главное, что всё прекратилось. Когда-то ведь должно было, а?

Хочется возразить Ламберту, сказать, что всё у них с Регисом только началось, — но, если подумать, доказывать что-то обоим ни к чему. Чувство, зреющее в груди, медленно обретает имя. Семена влюблённости дают свои плоды, перерастая в первые побеги иного… Пусть Геральт и не ботаник, но он знает, что в его силах вырастить из этих саженцев. Если любовь ещё не пришла к ним, то скоро распустится пышным цветом. Пусть ей и зреть немало времени, кто он такой, чтобы пользоваться мерками часов и лет рядом с вампиром?

— Не поделишься, о чём задумался, мой дорогой?

Остальное будет решаемо. Незримое присутствие любви уже здесь, как благоухание пучков лаванды, прочно обосновавшихся в гостиной. Как шлейф травяного парфюма, обещание любви окутывает их, заставляя переступать всё больше и больше прежних границ, — и не имеет значения, что эта любовь вышла осенней, вопреки стереотипам. Пусть она переживёт первые морозы, первый Йуле, первые почки на деревьях… Теперь Геральт даст ей шанс, нет, сто тысяч шансов без всяких сомнений.

Но это будет потом. Сейчас надо бы прижать Региса к себе поближе, сграбастать в тёплый комок, грея самое сердце, — и рассказать, как может, что он чувствует.

You’re everything I need and more, поёт Лютик, и не