И видит Региса. Округлившего уже антрацитовые глаза, сияющие сотней эмоций – от тёплой, греющей сердце нежности до чего-то иного. Молчаливого признания в том, что он и так прекрасно знает: разными фразами, которые Геральт слышал и на общем языке, и на латыни, и на вампирском наречии в своей голове. Для кого-то избитыми и напыщенными, будь они сказаны для пустой красоты, но только не для них. Не в этой странной связи, слишком давно научившей их относиться к чувствам иначе.
Я принадлежу тебе, говорят бездонные омуты этих глаз, столько, сколько существую.
– Ре… гис, – совсем нелепо повторяет он, – Ты…
– Признаться, и сам… не ожидал подобного, – вдруг говорит Регис ужасно хриплым голосом – и свешивает ноги с края кровати. – Я… принесу воды, мой дорогой. Боюсь, неизвестно, какие эффекты…
–…Куда собрался, – успевает среагировать Геральт, рывком хватая его узкое запястье, и попросту тянет к себе.
Не до воды и не до эффектов сейчас, пока сердце заходится в бешеном стуке от эмоций. Видно, уловив и это, Регис даже не сопротивляется порыву, со вздохом устраиваясь у него на груди. Привычный, без всяких крыльев, без алых глаз, и невозможно его не поцеловать, просто обмениваясь чувствами без слов. Длинные руки обхватывают его в объятии, и Геральт просто обнимает худощавую спину; чувствуя, как в сердце внезапно щемит до боли.
– Прости, но я всё же не могу… не обеспокоиться, – шепчет вампир, – Видишь ли, ты случайно… попробовал мою кровь вовсе не в подходящий момент, Геральт. И, соответственно, испытал невероятной силы галлюцинации.
– Я догадался, – тяжело выдыхает Геральт. – Надо думать, не просто…
– Не просто, любовь моя. Что, судя по всему, снова… виной моему ослабленному контролю.
Холера, а это, похоже, его личное увлечение: рушить всё привычное, получая новую грань Региса взамен – пусть и возвращаясь после к его знакомому, взволнованному виду. На мгновение оба они забывают про разговор, просто сплетаясь в объятии, грудь к груди. Кажется, Регис успел и вытереть их обоих: кожу приятно холодит от мокрого следа какой-то ткани. Глупо, но даже от этой мелочи всё сжимается в груди, так, что ещё немного, и станет нечем дышать.
Так, что сразу хочется об этом сказать, чувствуя, как десятки фраз душат изнутри, все, в конечном счёте, сводящейся к одной истине.
– Люблю… тебя. Очень… сильно.
Истине, которая и должна продолжать быть, чего бы это ни стоило – хотя бы затем, чтобы получить взамен Региса, широкого улыбающегося в ответ. Раскрасневшегося от жара их тел, с мокрыми волосами и капельками пота на висках, довольного до невозможности и отчего-то умиротворённого. Счастливого.
Правильного.
– Знаю, мой дорогой, – тихо говорит он, – И не смею сомневаться ни в этом, ни в своём ответном чувстве, Геральт.
Всё окончательно возвращается на круги своя, в прежнюю прохладу их спальни. Клонит в сон, и руки тянут прижать к себе Региса покрепче. Уставшего, всё ещё со сбитым дыханием и, вообще-то, стоит принести воды и ему – или любой другой ерунды, что только он ни попросит. Ну, кроме того коричневого пойла, от которого ни черта не спит, и, по-хорошему, надо бы поговорить с ним об этом построже.
Завтра. С самого утра, как только закончится ночь Саовины, и всё станет прежним – и одновременно удивительно новым.
– Откуда… крылья? – вдруг вспоминает он, чувствуя, как вампир мягко целует его в плечо, – И ещё…
– Ты о других… изменениях моей анатомии? Думаю, на то есть несколько причин. Как, безусловно, влияние полнолуния, так и, возможно, ряд неизученных аспектов связи.
– Похоже на то, – вяло кивает Геральт, спускаясь пальцами по изгибу худой спины. – Прямо кладезь сюрпризов, не иначе. Хвоста у тебя, часом, не вылезет?
С тихим смешком Регис подвигается ближе, прижимаясь губами к его ключице.
– Полагаю, это тебе стоит узнать самостоятельно, душа моя. Во всяком случае, подобных трансформаций я ещё не… Что ты… делаешь?
– Хвост ищу. Мало ли, найдётся.
– В таком случае едва ли ты движешься в верном направлении. Потому как анатомическое строение любого хвоста основано на формировании его из vertebrae sacrales***, что находятся… Геральт, мне…
–…И здесь щекотно, что ли? Что же ты раньше-то не сказал? Сколько раз… Мм-м…
Всё-таки поразительно, как они не надоедают друг другу, забываясь в очередном из поцелуев. Правда, поразительно, и скажи кто Геральту об этом ещё год назад, он бы в жизни в подобное не поверил. Во всяком случае, до возвращения их связи – незримой и настоящей, в лентах на запястьях и попросту во всём, что шевелится в сердце; и, холера, об этом точно не должен узнать Лютик. Никоим образом.
Да и, на самом деле, никто не должен знать. Ни одна живая душа.
***
Громкий, размашистый стук в дверь будит его на следующее утро.
Причём в дверь вовсе не в спальню. Кто-то настойчиво ломится в главный вход поместья, звуча так, будто собирается его таранить. С глухим ворчанием Геральт разлепляет веки, оценивая обстановку на слух и кое-как вернувшееся зрение. Надо бы разобраться, всё ли в порядке, прежде чем он спустится вниз и хорошенько расскажет о том, как не надо будить ведьмаков.
И вампиров, к слову, тоже. Комок у него под боком ворочается, натянув повыше одеяло, и с минуту он просто смотрит на Региса, едва высунувшего наружу нос. Тёплого, с подрагивающими от сна ресницами, и странно представить, каким он был вчера… Что вообще творилось вчера.
О чём, кстати, Геральт вспоминает сразу же, стоит ему подняться с кровати.
– Х-холера, – шипит он себе под нос в ответ жжению между ног – и, с трудом натянув штаны, вываливается из спальни на звук.
Спуститься вниз оказывается целой пыткой. Прихрамывая, он успевает доковылять до зеркала в гостевой ванной и с ужасом отмечает фиолетово-синие пятна на шее. Чёрт, стоило бы найти рубаху, но теперь будь что будет. Бедолага Варнава-Базиль видел уже многое, и исправно получает за это сверх жалования, но ещё неясно, как воспримет это его непрошеный гость.
Или гости. К первому стуку прибавляется второй, и Геральт наконец отрывается от зеркала.
– Иду я, иду! – ворчит он, добираясь до дверей и как можно тише распахивая деревянные