подкравшийся к сельским домам и заглядывающий в окна:

— Прими, Наталия, сокровенные подарки от меня! — гном наконец отчетливо увидел, как старик достает серебристый сверток из мешка и бросает его в сторону волшебного экрана. По пути сверток превращается в серебристую струйку волшебной пыли и затягивается экраном внутрь. Потом еще и еще один сверток. А старик продолжает вещать, голос его становится еще более низким и медленным, постепенно превращаясь в настоящее дыхание ветра:

— Прими заботу о муже… любовь к домашнему очагу… страсть к танцам… волшебное перо, чтобы сочинять сказки… свет от свечи, чтобы нести чистоту… огонь от костра, чтобы гореть по жизни…

Далее слова Кануна стали совсем неразборчивыми, но он еще долго продолжал доставать из мешка свои подарки и бросать их Наталии… А женщина по ту сторону экрана продолжала кружиться в танце и с каждой минутой ее лицо становилось все светлее и одухотвореннее…

* * *

Закончилось все так же внезапно, как и началось. Гномы увидели на экране, как пришел Натальин муж, и они вместе сели ужинать при свете свечей. Наталия смотрела на мужа и улыбалась, а он ел приготовленную ею еду и нахваливал. И было что-то такое теплое и волшебное в этой незатейливой семейной сцене, что гномы долго не могли оторвать глаз от экрана.

Когда же экран погас и братья огляделись по сторонам, Кануна уже нигде не было. И только последние серебристые искорки, медленно спадавшие от потолка к земле, напоминали о его недавнем присутствии.

— Всё, теперь до следующего года жди! — потер руки старший гном и почему-то ничуть не расстроился. Хорошо ждать, когда точно знаешь, что ОН придет и будут новые чудеса, новое добро и новая любовь…

Танец Ложки

— Девочки, какая же я счастливая! Иииииии! Она меня заметила! ОНА! Меня! Да я же ей в рот смотрела! Да она для меня… Нет, вы просто не представляете!

Ложка скакала по кухне, вздымая в воздух… нет, конечно, не клубы пыли! Это только фигура речи такая. Да и в хозяйстве у нашей Анечки пыли вы днем с огнем не сыщете. Аккуратистка она потому что. Была и есть. Тут уж ничего не поделаешь. Ложке с этим точно не повезло — даже ради красного словца вздымать было ну совершенно нечего!

Поэтому Ложка мысленно представила, как она вздымает… Ну по логике, что может вздымать в воздух обычная Ложка? Совсем простая. Алюминиевая, вот какая, а не железная там или, даже представить невозможно, серебряная. Та уж точно бы не скакала, а так, плечиком повела, хмыкнула, да и все на этом.

Но алюминиевая Ложка была другая. Она умела ценить. Она всегда трепетно относилась к каждой горсточке будь то крупы или муки, которую зачерпывала, чтобы бросить в кипящую водичку для будущего супа или… мммм! В будущие оладьи! Ах, какой же аромат по всей кухне скоро пойдет! А как заскворчат, зарумянятся на сковородке сладкие домашние оладушки!

Ложка была немногословна. Но внутри нее кипели эмоции. Она не доверяла их никому, кроме своего дневника. Да, Ложка вела дневник! Что вы удивляетесь? Это так несовременно? Ну, простите, а куда еще такой эмоциональной барышне, как простая Ложка, которая не может себе позволить праздные разговоры на лавочке у подъезда, да, впрочем, и по Интернету тоже не может позволить, — так куда же ей девать все свои эмоции? Вопрос риторический. И поэтому Ложка вела дневник.

И если бы вы смогли заглянуть в этот дневник — это, конечно же, неэтично и делать такое никому не разрешается, — но все-таки, если бы с помощью вашего воображения вы вдруг смогли туда заглянуть, как думаете, что бы вы там прочитали?!

«Сегодня Анечка взяла меня не правой рукой, а левой. Представляете?! Я прямо затрепетала. Это было так неожиданно, так непредсказуемо. Я вся изошлась, пока рассуждала, почему она так поступила? Что же такое могло произойти в наших отношениях, что она так резко изменила курс? И значит ли это, что так будет и дальше? А может, мне не стоит волноваться и это был всего один раз? А завтра все вернется на свои места и все будет по-старому?»

«Только что Анечка долго-долго вертела меня в руках. Ах, бедная моя голова! Она так закружилась, так закружилась… Нет, эти чувства разорвут мне сердце! Как же я понимаю всех этих поэтов. Да разве же можно без стихов перенести это сногсшибательное головокружение? Может, и мне пора? Стихи? А может, любовную прозу? Интересно, получилась ли бы у меня любовная проза. Хм… Надо взвесить. Надо составить творческий план на следующий год».

И последняя запись…

«Она выбрала меня в Игре «Загадай желание»! Я теряю разум! Это невозможно! Кого? Меня! Простую алюминиевую ложку! Которая уже достаточно стара, чтобы вынести такое счастье. Края которой уже истерлись от многомиллионного трения о миски и кастрюльки. Значит ли это, что я уже достигла совершенства? Или мне нужно остерегаться гордыни и самодовольства? Ах, невероятное искушение для моего смирения…»

Вы улыбаетесь, Читатель?! Я и сама улыбаюсь. Потому что после последней записи Ложка не выдержала. Она больше не могла уже хранить свое многолетнее молчание, и строгую чопорную походку и осанку тоже не могла больше сохранять.

Ложка пустилась в пляс. И я это видела своими собственными глазами. И это было так невероятно красиво! Завораживающе. Зажигательно. Жизнеутверждающе! И мы все сперва смеялись, а потом пустили слезу. Мы ведь девочки, и мы все такие чувствительные.

А Ложка… Она просто расцвела. Она помолодела на много-много лет. Будто и не было этих миллионов трений, стучаний по дну железной и алюминиевой посуды. Будто не было страданий. Не было мучительных минут и часов ожидания.

Она танцевала. И ее глаза становились все более лучистыми, а движения — все более воздушными и грациозными. И она во всех нас вселила веру в Любовь!

Сегодня вечером перед сном я закрою глаза и буду пересматривать этот танец Ложки. Пусть новый год начнется танцем!

Сказка о том, как Дуб влюбился

— Тсс! Тише вы, тише! Ишь, как сороки, разболтались! — Дуб погрозил молоденьким березкам указательным пальцем, которым ему служил старенький и уже без листьев сучок.

Но девчонки еще громче рассмеялись и, склонив друг к дружке головы, о чем-то таинственно зашептались.

— Нет, вы только посмотрите! Я им говорю, а они совсем меня не слушают, — обиженно тряхнул головой старик Дуб. Темно-зеленые листья-волоски на минуту всполошились, зашелестели и снова неподвижно повисли под тяжестью своих лет.

— Вот так всегда, — вздохнул Дуб. — Молодым все внимание, а мне, старому, хоть бы один случайный взгляд достался…

— О чем это он? — громко спросила самая юная березка Тося. Стоявшие рядом сестры