выйдешь, мне придется позвать отца.

— Я уступаю свою очередь замужества Энни, — бодро предлагаю компромисс. Я, возможно, в следующем году передумаю, а сестра пусть в этом мается. Она же так хочет замуж.

— Никто не может нарушать традиции! — уже злится мама, напирая на дверь с той стороны. У нас с ней одинаковые характеры: сначала чинно-мирно пытаемся решить проблему, а потом как срывает крышу: умри, но добейся своего. — Вылезай! Вон, папа уже идет.

Вдруг глаза цепляются за святящийся комочек, просачивающийся в замочную скважину. Крошечный ленты во все стороны колышутся на воздухе, и я завороженно протягиваю к ним одну руку.

Это становится моей последней ошибкой. Мама с недюжинной силой толкает дверь, отчего я невольно делаю шаг назад, и женщина, что родила меня восемнадцать лет назад, вваливается в комнату с победной улыбкой. А за ее спиной маячат широкие папины плечи.

— Хватай ее, пока не сбежала! — командует мама, на ходу поймав комочек и сжав в ладони, помогая ему исчезнуть. — Мы опаздываем!

— Магия! Так нечестно! — возмущаюсь, когда папа закидывает меня на плечо. Дрыгаю ногами, чтобы он потерял равновесие, но если твой отец наполовину оборотень… — Это противозаконно!

— Но ты же не сдашь родную кровь, правда? — улыбается мама.

— Как двадцать лет назад, честное слово, — пыхтит папа, пока спускается по лестнице в гостиную, где меня сестры и мама переоденут в красивое предсвадебное платье и нацепят на голову венок. А потом сдадут, как ненужную вещь, прикрываясь Провидением.

— В смысле? — на секунду переключаюсь от невеселых дум.

— Мы же жили в соседних домах, ее мать не могла с ней справиться и позвала меня на помощь. А потом выяснилось, что я ее суженный.

— У меня нет суженного и никогда не будет.

— Ошибаешься, — весело щебечет мама. — И он уже ждет тебя на площади.

꧁ ꧂

Легкий ветерок оглаживает наши смущенные лица. Мы стоим на площади, опустив головы и не рискуя смотреть друг на друга. Хотя я пытаюсь. Украдкой.

Ирва, древняя как мир, старуха и учредитель данной традиции, взбирается на узкий помост и, достигнув цели, тяжелым взглядом окидывает всех юных представителей семейств нашего маленького городка. По традиции перед ней кладут большой холщовый мешок со спелыми яблоками разных сортов, коими славится наш край.

Фишка в том, что фамилии коренных жителей пошли от названий рощ, на которых растет определенный сорт, поэтому у некоторых из нас они одинаковые. Не знаю, почему так повелось. Еще мне кажется, вкус яблок похож на своих «владельцев». Приторно-сладкие в своей гордости Пинки, со своенравной кислинкой Уэлси, утонченные Голден, скромные Фуджи и другие.

А в мешке лежит ровно по две штуки каждого вида из тех, что сдают своих чад от восемнадцати до двадцати одного года в семейную жизнь. Лишь самые лучшие плоды удостаиваются быть здесь, на центральной площади. И это очень торжественный день для всех. Кроме меня.

Хмыкнув, старуха не глядя запускает руку в мешок и выуживает оттуда мелкое беловато-желтое яблочко.

— Мекинтош! — раскатисто рычит она, и из толпы выходит высокий парнишка с кучерявыми волосами. Не помню, как его зовут. Вроде Аллен.

Старуха возвращается к мешку и выуживает оттуда крупное желтое яблоко, идеально ровное и красивое со всех сторон. Увидев его, все восхищенно замирают.

Голден!

Из толпы выныривает изящная белокурая Нара и встает подле парнишки, изящно вложив свою руку в его мозолистую ладонь. Он припадает губами к ее тонким пальцам и громко благодарит Провидение за такое счастье. А Нара молодец, держится, даже руку не выдернула.

Ну, теперь самое ужасное.

Выбранные плоды немедленно растираются в пюре. Старуха достает из-за пазухи сиреневый флакончик и, что-то прошептав одними губами, капает три капли в миску. Ее отдают Мекинтошу, и он месит, месит и месит прилюдно, пока взбитое тесто не выплёскивается.

Тогда старуха с довольным видом разливает заготовку по формам.

— Пять! — кричит она, и со всех сторон парню одобрительно загудели: столько напророчили им детей.

По мне сверху донизу пробегается дрожь, когда я вижу лицо Нары: на нем застыл ужас.

Ирва называет ещё парочку сортов прежде, чем ее рука вытаскивает яблоко желто-зелёного цвета с сизым налетом. И плод, словно вдохновившись свободой и светом, выскальзывает из ее рук, упав на пыльную площадь. Воцаряется тишина.

Кто-то кашлянул. Какой-то мужчина дергается и возвращает беглеца на место.

— Гала, — хрипит старуха. — Ой! Побитое!

Микки, мой молчаливый сосед, делает шаг вперед. Его длинные каштановые волосы развеваются на ветру; парень гордо держит голову, даже когда старуха одаривает его суровым брезгливым взглядом.

— Ничего удивительно. Какой же это позор! — шепчет моя соседка из «неопределенных».

Не знаю, что бы я чувствовала на месте Микки. Я даже сочувствую ему немного. Что за глупый обряд? Но долго пялиться нельзя, поэтому я возвращаюсь к центру площади.

Тем временем, взяв себя в руки, Ирва небрежно засовывает руку в мешок и вытаскивает оттуда… ярко-красное яблоко. Лицо ее искажается, я забываю, как дышать… Ирва вздрагивает и почти шепчет:

— Гала.

Становится тихо. Все смотрят на меня, а я — на Микки. Он стоит ко мне спиной и даже не развернулся, чтобы выказать мне поддержку. Либо ему все равно, либо… он знал! Священные драконы! Микки все знал и все подстроил!

Пауза получается дольше нужного, и меня сзади пихают в спину. На трясущихся ногах выхожу вперед и занимаю свое новое место.

— Опять ты, — сквозь зубы цедит Мик.

— Опять я, — в тон отвечаю ему.

Вот и Микки дают миску. Он равнодушно делает пару движений и отдает служащему.

— Один, — выносит вердикт Ирва скептично.

Микки берет мою маленькую ладошку своей огромной и не очень аккуратно тянет за собой. Что же теперь делать?

Сглотнув, отворачиваюсь от толпы, но кожей ощущаю сочувствующие взгляды всех присутствующих и позволяю Микки увести себя. Пора готовится к свадьбе.

По традиции меня ведут в дом жениха, где у нас есть неделя, чтобы познакомиться друг с другом и, во избежание конфликта, не убить друг друга во время брачной церемонии.

Украдкой бросаю взгляд снова на соседа: он выше меня на целых полторы головы, в каштановых растрепанных волосах потерялось солнце, а зеленые глаза, точь-в-точь цвета лужайки перед моим домом, смотрят только вперед.

А еще Микки идет очень быстро, и я быстро запыхалась. Но замедляемся мы, лишь когда площадь остается позади и шум голосов стихает. Пот градом струится по лбу,