навсегда».

Фастову обнаружила работница парка во время уборки территории. Потерпевшая лежала в бессознательном состоянии у живой изгороди. Рядом валялась открытая дамская сумка, в которой, кроме обычных предметов женской косметики, находилось сорок семь рублей.

Фастову немедленно доставили в «неотложку», где врачи констатировали сотрясение мозга второй степени. Когда Мария Никифоровна пришла в себя, она ничего вразумительного объяснить не смогла. Из ее краткого рассказа явствовало, что на работе у нее заболела голова и она решила пройтись по парку. Дойдя до конца аллеи, она почувствовала, что ее сильно толкнули и ударили сзади по голове, больше ничего не помнит. Нападавшего она не видела, деньги в сохранности, часы и кольца при ней. Вообще она считает происшествие нелепым случаем, и ей даже неловко, что такими пустяками занимается милиция, у которой есть более важные дела, а претензий у нее никаких и ни к кому нет.

— Понимаешь, поговорил с ней, — рассказывал Соснин Арслану Туйчиеву, — а чувство у меня появилось, вроде она что-то недоговаривает, вроде очень сильно боится чего-то. Дело-то глухое: ни свидетелей, ни следов. Да и Фастова эта, кажется, не хочет дальнейшего расследования.

— Дело не в этом, хочет она этого или не хочет. На человека совершено нападение, значит надо найти негодяя. Походи там вокруг, место бойкое, может, найдешь кого, кто что-нибудь видел.

— Все правильно, — вздохнул Соснин. — Только когда все остальное делать? На сегодня вызвал свидетелей по делу ограбления магазина, обещал в третий микрорайон заглянуть — помочь там надо участковому, пацаны распоясались.

— А ты ножками, ножками, — проворчал Туйчиев. — Я займусь окружением Фастовой.

Николай развел руками: дескать, ничего не могу добавить к такой исчерпывающей программе действий.

Первым делом решили побеседовать с сыном Фастовой.

Когда Леню спросили, что он думает по поводу случившегося с матерью, он лишь глубоко вздохнул и пожал плечами.

— Понятия не имею. Может, хотели ограбить? — высказал он предположение.

— Что-нибудь исчезло? — поинтересовался Соснин.

— Да вроде нет.

— Вроде или нет?

— Ничего не пропало.

— Были у вашей матери недоброжелатели?

Леня рассмеялся.

— Это исключено. Мама — не та женщина. Ее могли обижать, она — никого и никогда.

— Значит, мысль о мести тоже исключается? Ну а такой вариант — она встретила в парке знакомого человека, а разговор получился неприятный. Возможно?

— Вполне, — согласился Леня.

— Вот вы и назовите, пожалуйста, знакомых матери, — предложил Туйчиев.

— Ну, Вера Афанасьевна, соседка. С ней мама очень дружна. Еще Надежда Сергеевна есть на работе, она в плановом работает. — Леня задумался. — Ну и Владимир Григорьевич Крюков.

От Туйчиева не ускользнуло, что, произнося последнее имя, юноша поморщился.

— Это кто? Тоже сослуживец? — спросил Арслан.

— Бывший.

— Нельзя ли подробнее?

— Он много лет ухаживал за матерью, они дружат.

— А почему не поженились?

— Не знаю, из-за меня, наверное. Он раньше с мамой работал. Но потом она настояла, и он перешел в другую организацию. Если честно — несимпатичен он мне.

— И частый гость Крюков у вас? — спросил Туйчиев.

— По моему, даже слишком.

— Да-а, — улыбнулся Арслан, — не очень вы жалуете маминого друга.

— Я предупреждал, это субъективно.

— Скажите, только сначала подумайте хорошенько, не произошло ли за последнее время в жизни вашей семьи что-нибудь, ну, такое... нестандартное?

— Пожалуй, в театре, — после непродолжительной паузы не совсем твердо произнес молодой человек.

— Итак, в театре?.. — быстро подхватил Николай.

— Да, три дня назад мы с мамой пошли в театр, на премьеру, да еще товарищ мой со своей сестрой... Билеты достали с трудом. Ну, в антракте мне показалось... Да... там еще я встретил Владимира Григорьевича, он не с нами был, а отдельно. Так вот, — сбивчиво продолжал Леня, — мне показалось... Короче, с мамой случился обморок... «Скорую» пришлось вызывать... Представляете, в театре...

Леня задумался, ему вспомнился тот вечер в театре.

... — А театр действительно начинается с вешалки, — сказал Леня и поискал глазами Милу. Прозвенел второй звонок. — Как бы он и не закончился ею.

Они стояли с матерью в конце длинной очереди в гардероб.

— Не волнуйся, — с трудом скрывая беспокойство, Мария Никифоровна украдкой глянула на часы. — Пять минут осталось. Не могут же они начать, пока мы все здесь?

— Они всё могут, — подключился коммуникабельный худощавый старичок с огромным кадыком на тощей шее. — Третью ночь у меня под окнами отбойным молотком орудуют — телефон прокладывают, а что людям спать надо — это их не касается!

— И вы пришли сюда вздремнуть? — вежливо осведомился Леня. Он терпеть не мог, когда посторонние встревали в разговор.

Старичок обиженно засопел, отвернулся и стих.

— А ты у меня сегодня красавица. — Леня поправил матери воротник. — На тебя обращают внимание.

Мать прыснула и погрозила ему пальцем.

— Я и вправду слишком нарядная. Ты только посмотри, в чем в театр пришли: брюки, свитера, куртки. А я полдня в парикмахерской, а остальную половину — дома у зеркала провела.

— Ну и умница. Пусть все знают, какая у меня мама. Эй, сюда! — он махнул рукой, увидев в зеркале напротив густую шевелюру.

К ним проталкивались Алишер и Мила.

— Добрый вечер, Мария Никифоровна. Знакомьтесь, это моя сестра, Мила, — представил Алишер, — правда, всего лишь двоюродная, но все-таки, лучше, чем никакая. — Заметив, как Мария Никифоровна недоуменно переводит взгляд с Милы на него, Алишер рассмеялся: — Так ведь во мне половина крови славянская, а она, — он кивнул в сторону Милы, — как раз и приходится мне двоюродной сестрой по этой, материнской, половине. — Давайте ваши вещи, наш студент из группы подрабатывает на вешалке в другом отсеке.

С третьим звонком они вошли в зал.

— Театр уж полон, но ложи не блещут, потому что мало декольте и много шарфов на шеях, — начал громко «импровизировать» Алишер, но Мила дернула его за рукав.

— Тише, неудобно.

— Вы знаете, Милочка, он не может тише, — засмеялась Мария Никифоровна.

«Кажется, понравилась», — обрадовался Леня.

— Нет, ты погляди, — удивился Алишер, — весь городской бомонд собрался, а я, как назло, забыл лорнет дома.

— А места у нас, извини-подвинься, руководящие. Это ты каким образом раздобыл? — спросил Леня у Алишера, не обратив внимания на шутку.

Тот гордо выпятил грудь — знай наших! Напыжился, хотел что-то изречь, но в этот момент погас свет и поднялся занавес.

В антракте Леня