ребят своим поступком, доказать свою значительность. Никто из них не осмелился на такой шаг, а вот он, «Шкилет», открыто продемонстрировал свою смелость. И хотя на душе было не совсем хорошо, особенно от Славкиного вопроса, но Димка решил не поддаваться этому чувству.
— Мы тоже любим хорошие магнитофончики, — процедил он сквозь зубы. — Может, съездим к Саше, он сегодня дома? — предложил он и, видя, что Славка продолжает молчать, вызывающе спросил: — Или, может, в милицию сообщить хотите? Тогда валяйте...
— Я товарищей не выдаю, — зло оборвал его Славка. — Поехали к Рянскому!
Они не ошиблись: Александр был дома. Поздно ночью он прилетел из Ленинграда, куда сопровождал туристов, и поэтому сегодня на работу не пошел.
— Ну, племя молодое и знакомое, не искрошились ли ваши молочные зубки о гранит науки? — встретил он ребят.
— Новые записи есть? — деловито осведомился Димка.
— Чего? — удивился Рянский.
— Записи хорошие, говорю, есть? А то надо проверить один аппарат. — С этими словами Димка торжественно поставил на стол магнитофон, который до этого держал за спиной. Саша удивленно посмотрел на ребят и отрывисто спросил:
— Это чей «Филиппс»?
— Наш, — небрежно бросил Димка.
— То есть как ваш? — не понял Рянский.
— Да Димкин он, — поспешно вставил Хрулев.
— А-а, — понимающе протянул Рянский, — тетя из Америки прислала племянничку.
— Какая тетя? — не понял Колька. — Димка сейчас одного теленка в телефонной будке зажал...
— И он на память оставил мне магнитофон, — стараясь сохранить солидность, закончил Осокин.
Рянский на мгновение онемел и вопросительно посмотрел на Лазарева, тот утвердительно кивнул.
Зло сощурив глаза, Рянский подошел к Димке, схватив его за подбородок, запрокинул ему голову и брезгливо протянул:
— Ты давно был на приеме у психиатра?
Колька хихикнул.
— Кретины! — продолжал греметь Рянский. — Любишь хорошие вещички, грабишь средь бела дня и с награбленным идешь ко мне? Подвести меня хочешь?
— Да я... Что ты, Саша, я просто думал... — оправдывался Димка, но Рянский не слушал его.
— Бери свой магнитофон и убирайся! А когда за тобой придет милиция...
— Зачем милиция... — испуганно забормотал совсем растерявшийся Димка.
— Это они тебе сами объяснят, а пока — гуд бай, бесстрашный грабитель. Кстати, попробуй сообразить, хотя это и трудно для тебя, что пользоваться этим магнитофоном, а тем более прийти с ним домой в ближайшие десять лет не совсем безопасно. — С этими словами он подтолкнул Димку к двери.
Страх обуял Димку.
— Саша, Саша... — только и бормотал он.
— Иди, иди, — властно приказал тот.
— Что делать? — взмолился Димка. — Помоги, пожалуйста, я же первый раз... Больше никогда...
— Ясно сказано, — отмахнулся от него Рянский, — бери магнитофон и топай домой, не заставляй ждать представителей власти.
Димка был опустошен и раздавлен. Поступок, смелостью и дерзостью которого он только что так гордился, оказывается, чреват неприятными последствиями. Страх перед наказанием, отчужденность товарищей надвинулись на него черной тучей. Слезы отчаяния брызнули из глаз, он с мольбой и надеждой посмотрел на друзей.
Закусив губу, Лазарев за все это время не проронил ни одного слова. Поступок друга потряс его, но Димку, такого беспомощного, плачущего, ему было сейчас искренне жаль.
— Ему надо помочь, Саша, — глухо проговорил он.
— Ладно, — смилостивился вдруг Рянский. — Только в силу моих добрых чувств к вам. Оставьте аппарат. И забудьте, что он существовал...
— И вы оставили его у Рянского? А потом, потом видели вы когда-нибудь этот магнитофон у него? — выслушав Димкину исповедь, спросил Туйчиев. — Никогда! — в один голос ответили ребята. — Хорошо. — Туйчиев встал. — Мы вам верим. Но отвечать перед законом придется. Ребята подавленно молчали. Туйчиев был серьезен и даже невесел, но в голосе его прозвучала ободряющая интонация: — Мы вам верим, — повторил он. — Это я о будущем...
— И вы оставили его у Рянского? А потом, потом видели вы когда-нибудь этот магнитофон у него? — выслушав Димкину исповедь, спросил Туйчиев. — Никогда! — в один голос ответили ребята. — Хорошо. — Туйчиев встал. — Мы вам верим. Но отвечать перед законом придется. Ребята подавленно молчали. Туйчиев был серьезен и даже невесел, но в голосе его прозвучала ободряющая интонация: — Мы вам верим, — повторил он. — Это я о будущем...