Ксения Кириллова ПОДВИГ ПО РАСЧЕТУ

«Я с интересом прочел книгу Ксении Кирилловой. Это совершенно неожиданное и безусловно, впечатляющее для меня открытие. Книга заслуживает того, чтобы ее прочесть и получить удовольствие от прочитанного. В ней есть все: и жизненная реальность, воплощенная в художественный вымысел, параллельная последовательность нескольких сюжетов, неожиданно сливающихся в один. Все это передано очень динамично, и потому от повествования невозможно оторваться даже на миг…

Мне как, человеку, проработавшему какое-то время в разведке, было интересно, как автор, столь далекий от этого, смогла так прочувствовать и передать переживания героев, по воле судьбы задействованных в оперативной игре, их внутренний мир и действия, которые они вынуждены совершать под воздействием экстремальных обстоятельств».

Бывший подполковник разведки КГБ СССР Акиф Гасанов.

«Увлекательность, драматизм и реалистичность сюжета – всё это есть в шпионском романе «Подвиг по расчету». Сюжет книги – это история про двух сестер, одна из которых сама не знала, что участвовала в тайных операциях российских спецслужб на территории США, и пыталась докопаться до правды и одновременно скрыть свои преступления. Кроме этого, автору книги, известной журналистке-расследователю и талантливому аналитику Ксении Кирилловой удалось весьма достоверно отобразить судьбу разведчика-перебежчика Федора Аверина и драматичную подготовку переворота в Черногории, а также психологические тонкости сложного выбора между долгом и совестью, чужой и своей жизнью»

Бывший заместитель министра обороны Украины Леонид Поляков. 

Пролог

Белград, Сербия, весна 2016 года

Высвеченные закатным солнцем деревья и клумбы старого парка в центре города дышали утомленной насыщенностью вечера, лениво шумели и расступались, обнажая отточенную в солнечных лучах крепостную стену, увенчанную красными крышами башен. Драган Милетич подошел к древним, теплым после жаркого дня камням, и благоговейно коснулся неровной кладки. Напоенные солнцем, до предела насыщенные светом, они при всей своей однотонности таили в себе столько не раскрытой до конца жизни, что от их шершавых выступов невозможно было оторваться. Каждый камень здесь словно пульсировал временем, истончая тонкое дыхание других эпох.

Однако время поджимало, и Милетич, вздохнув, двинулся дальше. Дорога плавно переходила из цветущего парка в арку в стене и выходила на навесной мост. За ним шел новый каменный коридор — и Драган оказался на ровной площадке верхней крепости Калемегдан, или, как его называли в средневековье, Верхнего города. Здесь был тоже разбит парк, обрывающийся на самой вершине крепостной стены, над слиянием рек Савы и Дуная. Закатное свечение уже было ровным слоем разлито по воде, и черные силуэты деревьев ярко очерчивались на фоне краснеющего неба. Теперь оставалось только ждать…

Драган смотрел вниз, наблюдая, как реки, из слияния которых рождалось сердце его страны, постепенно наливаются закатной лавой, насыщаются ею до предела и сияют, словно до дна состоя из жидкого золота. Сербия в ее непокоренном величии, во всей глубине ее истории расстилалась сейчас перед ним, и сердце Драгана сжималось при мысли, что эта великая славянская страна находится сейчас под властью оккупантов.

Оккупанты — а как еще он мог называть этих молодых самодовольных выскочек, которые, дорвавшись до власти, толкали теперь его родину в адское пламя развращенной Европы? Драган был убежден: Сербии было предназначено иное, великое будущее — не униженного, второсортного придатка разлагающейся на глазах, пресыщенной удовольствиями «цивилизации», а великой нации, самим Богом призванной к тому, чтобы создать на этой земле процветающую и могущественную империю. И пусть сегодня он вынужден в бессильной злобе взирать, как ядовитые порождения Запада проникают в пропитанные памятью о былых эпохах улицы Белграда — рано или поздно он возьмет реванш, и своими руками сметет с родной земли все изменившееся, чужое, так ему ненавистное.

Сжимая кулаки, Драган думал о том, что своими руками впился бы в горло холеным политикам, рассуждающим о необходимости вступления Сербии в Евросоюз, продажным журналистам, так легко смирившимся с новым обличьем своей страны, и хватким правозащитникам, ревниво оберегающим завоевания демократии, как был убежден Драган, по прямому приказу заокеанских хозяев. Необходимость мириться с ними приводила Милетича в бешенство. Тогда, на войне, все было проще — намного проще. Там у него не было никакой необходимости смиряться со злом, напротив, его можно было уничтожать своими руками — стреляя ему в сердце, вонзая в его грудь горячий от чужой крови нож, сжигая деревни чужеземцев, посмевших заселить исконно сербскую землю.

Драган лично принимал участие в обстрелах хорватского Дубровника в начале 90-х годов. Именно тогда что-то, казалось, надломилось в нем окончательно, и на смену предательской, шевелящейся где-то в глубине сердца жалости к врагу неожиданно пришел азарт. Припав к земле, почти оглохнув от грохота орудий, задыхаясь от переполнившего воздух жара, он с исступлением вглядывался сквозь дым, достигли ли цели его выстрелы. Он видел, как залпы артиллерии вихрями врывались в Дубровник, и вековые стены послушно проглатывали в себя разгоряченные полетом снаряды, трескались, проседали, выкрашивались, но стоически держались, оставаясь стоять с вбитыми в камни снарядами и бомбами, словно с пулями в груди. Некоторые из них все же не выдерживали и, пропаханные сербскими снарядами, разлетались смертоносным фонтаном камней по площадям, накрывая шквалом осколков узкие лабиринты улиц. Драгану казалось тогда, что он слышал вопли перепуганных хорватов и звон бьющегося в окнах стекла — и он хохотал, откидываясь назад, вдохновенно и победно.

Порой, вспоминая былые дни, Милетич был готов к тому, чтобы взяться за оружие и собственноручно выстрелить, к примеру, прямо в голову премьер-министра республики Ивицы Дачича, собственноручно подписавшего договор о нормализации отношений с Приштиной, и тем самым признавшим независимость Косово. Однако единственное, что смог предпринять в таких условиях Драган — это воспользоваться приглашением своего старого друга Небойши Радича и пойти три года назад на митинг протеста против этого договора к зданию парламента в центре Белграда. Именно этот митинг окончательно изменил его жизнь.

Тысячи людей собрались