иначе.

Пути двояки, можно ведь ножом

И хлеб нарезать, и зарезать человека.

Все зависит лишь только от того,

Насколько чист он, насколько чисты веки.

И вот, пройдя пустыню наконец,

Привел Моисей их на земли чистые, большие,

И никто из вольных горючей

Не смел сказать более слова про свободы.

– Вот так просто человек дал другим надежду,

А потом и свободу. – Тимур положил на стол бумаги и буклеты.

– Так что мы не можем дать ничего из этого?

Есть идея, есть концепция воплощения этой идеи, есть поддержка!

Коменданты помотали головой. Ненавязчиво, нехотя.

– Тьфу, только башкой и мотаете. Вот бы делом занялись!

– Сэр, вас и так поддерживают в области.

– Тим, ну не попасть тебе на это место.

Тим шастал по комнате, напряженно, но все-таки оставался собой.

Идеи «Воплотить коммунизм и придти к власти» была провальной.

Но ведь пока поддерживают люди, тогда еще не все потеряно!

А что потеряли, то потеряли, вернем потом уж.

– Это сейчас нас поддерживает пара сотен! Люди такие.

Люди не станут смотреть в сторону малоизвестного, никчемного

На политической арене выдвиженца. Но когда поддержат больше,

Тогда поддержат все!

– Это верно.

– Значит, нужно, чтобы поддержало больше. Нужно…

– Сказать людям, чтобы посоветовали друзьям и близким?

– Тьфу ты, молчи лучше. Нам нужен сводник того, что мы хотим.

– Люди никогда не станут искренне поддерживать того,

Кого им просто посоветовали. Мы сейчас на рынке, считай.

Предложи, а потом и купит кто. Усекли?

Думаю, понятно. А теперь стоит написать сводник…

– Чего мы хотим, сэр? Богатств?

– Тьфу. Сначала дело, потом свои нужды.

– О, вот так и запишем: «Сначала дело, потом свои нужды!»

– Похоже на призыв проголосовавшим и коллегам, но никак не на то,

что может привлечь эти голоса.

Психи и бзики

Здравия, осколкам лиц чужих желаю здравия,

Желаю, и молю, чтобы пожелали мне,

Я не здоров, я выхожу во мглу раз в час,

Хотел бы здравым, очнуться изо сна хоть раз.

Шатаясь из стены к стене, в стены проваливаясь,

И снова, будто выталкивая меня из них, меня толкают

Еще раз, еще раз, в стены и сдержал каждый час,

Каждый раз будто заново рождаясь, и умирая тотчас.

Из окон смотрели за мной дураки,

Дурак, говорили, повторяясь они,

Что писали, что листали, какой-то абсурд,

Теперь я попал в ад или сюр.

Не фанат сюрреализма, не фанатик Ислам,

Просто к Богу зазывая, прошу каждый раз:

«Прости меня, господи. Дай же намек

Почему говоришь ты со мной, а не я с тобой…»

– Он что-то с богом говорит. —

Начальник гласит. – Может, стоит?

– Не надо. Все нормально,

Он псих.

Психи все мы, говорит он,

Психи мы. Но здоровые говорят, псих он.

Здоровые, отвечает, те психи, что скрывают бзики,

Те психи, коих больше.

Люблю и обожаю психов. Мы с ним в ветре попутном.

Тот, кто присматривает за психами, переменно

Сам становится отчасти в лабиринте мутном.

Семечко этого сумасшествия во всех нас посеяно.

Исходят истошные оры:

– Я устал бороться! Я устал сражаться! (молит)

Браконьеры и халатники окрикивают вздоры:

– Сиди тихо, ты псих!

И непонятно, как психом стал он, сатанист,

То ли свела с ума жестокая смута, судьба-садистка,

То ли влюбился сильно, будто аист,

Желая принести в капусте деток своих, желая всем добра?

Да, психи все мы. Даже мы,

Те, кто вылечить старались, умирали в надежде.

Диалог наш стал похож, увы,

На разговор двух сумасшедших в клетке.

И, будто возглас сатаниста,

Возглас дьявола близко,

Будто матери-монстра,

Будто монстр тот близко…

Этот ор не сравнится

Даже с оркестрами в городах,

Этот ор лишь скупится

На темный да мрачный слов океан.

Морально устал, морально выбился из сил,

Морально упал, физически погиб.

Вышел псих из камер своих,

Видел тела тех убитых.

Он кричал, он орал,

Псих на свободу вышел.

Поди, поищи

Теперь нашего психа.

Мое собственное

Я отчасти нормальный и спокойный человек,

Но лишь отчасти псих, молил же!

Я устал бороться, я устал сражаться,

Я устал быть спокойным развратником себя же.

Я отчасти тот, кто атеист,

Но в своих текстах говорит с богом сильнее,

Чем верующие при всех их молитвах.

Надо молиться, когда не знаешь, куда идет Моисей.

Я был слеп, когда сказал о чувствах,

Я понял, что пора убивать в себе романтика,

Резать так жестоко, так бойко, будто звон маразма,

Я резал этого безумца, но стал им еще сильней.

Во мне воспел ангел ошибок. Люди составили портрет,

Он был полон равнодушия и чуши,

Они растратили пол краски и коричневых резервов,

В итоге получился я, но только старый и обмокший правдою.

Я часто врал

Я часто врал, что воду не сломать,

Вы гнули сталь, я любил вам врать,

Друзья ль мне вы, трудно сейчас сказать,

Я был водой, а стал металл.

Отчасти может быть тогда

Отчетливо знал, что есть вода,

От частей выжили вот так,

Сами погибли за просто так.

История всегда была сказка о том,

Как сорок пять евреев пошли на юг,

Астрономия есть поиск себя

В стопке завалявшихся зеркал.

Как жадно лишь забрала память,

Как много ведь воображения,

Как часто попадалось преображенье,

Как мне сказать и не соврать.

Это история блудного сына,

Что делал он на луне?

Отец его ушел в далёко,

Мать от плача умерла.

Блудный сын бродил немного,

Совсем недолго походил,

В его походе он увидел,

Как сильно он ее любил.

Как сильно люди ошибались,

Как часто думали одно,

И даже если в одной истории

Примерили образ себя.

В стихах легче сказать,

О том, как кто-то любит врать,

Но как бы самому не соврать,

Чтоб не сказали то о тебе…

Кто ждет

Кто ждет Христа, а кто Антихриста,

Я жду потопа до туловища,

Чтобы смыть все те грехи у меня,

Чтобы перестали принимать Илам как за маньяка.