сторону госпиталя, точнее больницы, которая была всего в нескольких сотнях метров от места взрыва, на Смоленской набережной у реки Москва. Там работала медсестрой её дочь.

Женщина уже вышла из подъезда наружу и почти бегом бежала вдоль дома к яме, куда угодила бомба.

– Не видели здесь молодую девушку? – обращалась мать то к одному, то к другому милиционеру.

– Не видели здесь девушку в синем платье?

– Женщина, уходите отсюда. Не мешайте! Видите, до метро бомба пробила? Опасно здесь, – наконец ответил один из военных.

После дежурства, уже поздно вечером, мать вернулась домой. Дочь ещё не вернулась. Обломки оконных рам, стёкол и пыли были повсюду на кухне, в зале и в коридоре.

«Господи, как же я этого не заметила?» – подумала женщина, и принялась за уборку.

На улице уже почти стемнело. Где-то далеко в большом городе завывали сирены авианалёта. Откуда-то нёсся шум сирен машин скорой помощи. Света в квартире не было. Убирать в темноте стало непросто.

«Пойду-ка я Машку встречу», – подумала мать.

На улице не горел ни один фонарь. Женщина шла медленно. Она аккуратно переступала через обломки кирпича, кучки мусора, куски досок, которые были повсюду…

Наконец, вот он, госпиталь.

«Ну, хоть здесь свет есть», – подумала мать.

– Скажите, где мне найти дочку?

В госпитале было неспокойно. Врачи и медсестры сновали по коридорам, из палаты в палату и им было не до разговоров с посетителями. В коридорах стояли кровати, на них лежали перебинтованные люди.

«А, вот регистратура», – увидела надпись мать, и подошла к небольшому окошку, за которым что-то быстро записывала в журнал девушка лет 18-ти.

– Скажите, где мне найти Машу? Дочку мою, – спросила и пояснила свой вопрос женщина.

– Маша в 12-ой палате.

Дежурная медсестра даже не подняла головы. Она продолжала что-то записывать, а мать не обратила внимания на то, что девушка ответила мгновенно.

«Номер 8, 10-ть. Вот! 12-я», мать шла по коридору.

В след ей выглядывала в небольшое окошко регистратуры дежурная – это была одноклассница Маши. Она узнала мать. Она уже знала, что произошло. Но она не знала, как сказать матери об этом…

* * *

– Ма, ты точно никуда не уйдёшь? – спросила девочка лет 10-ти стройную девушку в темных очках, с которой пришла на станцию метро.

– Нет, нет, солнышко. Никуда не уйду. Буду ждать тебя. Ты иди, не переживай. Если что, я дежурную попрошу помочь.

– Ладно, мамуль, я буду через два часа. Репетиция закончится, и я приду за тобой.

Девушка в темных очках села на вторую лавочку возле колонны. В метро было прохладно, не так, как снаружи, где раскалённые бетонные джунгли обдавали своим жаром, как в банной парилке, и было трудно дышать этим горячим воздухом.

– Тёть Нин, посмотрите за мамой, ладно? – попросила девчушка дежурную по станции, когда проходила мимо неё.

– Не переживай, Сонь, не в первой, – ответила дежурная и проводила девочку взглядом, а потом тихо и протяжно добавила: – Сколько уж лет прошло. Эх, вот судьба, – и тяжело вздохнула.

* * *

Я продолжал идти рядом с телегой, на которой лежал мой тяжелораненый друг. Рессоры скрипели на каждой кочке и ямке лесной дороги. Лошади шли с понурыми головами – сильно уставшие. Был октябрь 1943-го.

«Хоть бы животные выдержали», – думал я, – «ведь техники у нас нет. Дойдём, нужно будет обязательно дать им хорошенько отдохнуть».

– Санек, – вдруг слышу тихий голос друга, – там выход в сторону улицы «Коминтерна». Мы часто ходили с ней в «Художественный». Это кинотеатр возле метро. Там ещё рынок рядом. Когда билетов не было, мы в метро прятались от дождя. Сидели на второй лавочке.

– Согрелся, братишка? – обрадовался я хоть и тихой, но уже плавной речи друга.

– Да, согрелся. Отпустило немножко – не так уже болит.

Друг говорил и смотрел на меня не отводя взгляда.

– Знаешь, какая она у меня хорошая! – на лице Володьки проявилась едва заметная улыбка.

Я решил поддержать разговор:

– А что вы на второй лавочке-то сидели? Почему не на 3-ей? Не любите нечётные числа? – попробовал пошутить я.

– Да на 1-й как-то не так удобно было, а дальше идти не хотелось. Хотелось поскорее обняться, мы частенько успевали промокнуть под дождём. А в обнимку теплее.

– А зовут-то как твою подружку?

– Мария.

– Маша, значит, – кивнул я другу.

Друг снова улыбнулся и продолжил:

– Я тут уснул и, знаешь, интересный сон видел.

– А ну, давай, давай рассказывай!

– Яркий солнечный день. Тепло. Лето. Небо голубое-голубое. Лёгкий ветерок. Мы с Машей гуляем. Идём от Карманицкого переулка, где мы жили до войны, мимо нашей школы в сторону «Художественного». А из школы выбегает девчушка лет восьми и с распростёртыми объятьями к нам кидается и обнимает.

– Так у вас дочка есть? – интересуюсь я.

– Да не успели, – отвечает друг, – но во сне почему-то мы были одной семьёй.

– Так вы расписались? Успели?

– Нет, не успели. Только заявление подали в ЗАГС.

– Да, да, там срок на обдумывание дают. Сразу не расписывают.

Я достал из планшета свой блокнот и быстро записал название улицы и переулка, про рынок возле кинотеатра и про школу.

– Вот, видишь, – говорю ему я, – скоро уже доедем. Потом подлечимся и вместе в твою Москву любимую поедем.

Я стараюсь говорить бодрым и весёлым голосом. Мой друг лежит, не шевелится и смотрит мне в глаза спокойным и уставшим взглядом.

– Что-то в сон клонит, – говорит он.

– Вот и хорошо. Ты поспи, поспи. Нам ехать осталось пару километров.

Володька закрывает глаза. Я иду рядом, поёживаюсь – все-таки не лето.

Чтобы согреться, я решил остановиться, попереступать с ноги на ногу и немного попрыгать. Прыгаю и хлопаю себя руками по бокам. Потом догоняю телегу, смотрю, Володька уснул. По крайней мере, глаза закрыл и не разговаривает.

* * *

«Станция Арбатская», – чётко выговаривает диктор в вагоне метро.

Я выхожу из вагона и прохожу немного в середину станции, в проход между резными колоннами. Оглядываюсь по сторонам.

«Какая из этих лавочек вторая?» – размышляю я, – «с той или с этой стороны?»

Потом смотрю на вывеску над головой, на ней указатели. Читаю.

– Так, а почему нет улицы имени Коминтерна? – я не замечаю, что произнёс эти слова вслух.

– Так переименовали Коминтерна в имени Калинина. Ещё в 46-ом, – говорит мне один из прохожих и, по всей вероятности, москвич.

– А в какую сторону Калинина? – быстро реагирую я на ответ прохожего.

– Идёмте за мной. Я вам покажу.

Я стараюсь догнать прохожего, но он молод, и его ноги, видимо, в болотах не мёрзли. Мои так быстро уже ходить не могут.

Так мы проходим почти всю станцию. Смотрю, прохожий, наконец, остановился, чтобы дождаться меня.

– Вот сюда выход на