Через некоторое время снаружи послышалась какая-то суматоха, видимо, открылась и закрылась входная дверь, раздались восторженные крики: «Привет! Привет!» — и через пару минут передо мной вырос улыбающийся до ушей Картер, а за спиной у него стояла Фиби в длинной лиловой юбке и черном вязаном кардигане. Он сделал широкий жест в мою сторону и слегка подтолкнул Фиби в комнату. Волосы у той были убраны в пучок на макушке, ресницы густо накрашены и подведены карандашом. Мое сердце, как всегда, когда я видела мать, стало выпрыгивать из груди от ликования. Моя мама, которую я могла никогда не узнать.

— Привет, — поприветствовала ее я. — Рада тебя видеть! Смотри — это твоя внучка!

Мне хотелось, чтобы она обняла меня. В моих фантазиях она воскликнула: «Какая очаровашка! О, как долго я ждала этого момента! Чудесная девочка!» И сказала, что малышка похожа на меня или на Линди в этом возрасте. Она могла произнести еще много добрых, мудрых и прекрасных слов. Но этого не случилось. Мать бросила на ребенка взгляд, повела руками и проговорила своим прокуренным голосом:

— Извини, я опоздала и останусь ненадолго. Хотела только заглянуть.

— Я рада тебе, — повторила я. — Хочешь подержать маленькую Тилли?

— Все еще не верю, что ты выбрала ей такое имя, — заметила мама.

— Это от «Тилтона». Я хотела почтить память отца, — объяснила я. — Думала, тебе понравится.

Лицо ее слегка переменилось. Означало ли это, что ей понравилось? Не могу сказать.

Я отняла Тилли от груди и протянула ее бабушке, но Фиби уже заинтересовалась чем-то в коридоре. На меня она даже не посмотрела.

— Собралось так много людей, — сказала она Картеру. — О чем вы только думали?

Он весело хмыкнул.

— Пойду, пожалуй, выпью, — проговорила Фиби. — Нина, выходи, когда закончишь.

И ушла. Когда-то она сделала все, что в ее силах, но не стала моей матерью в полном смысле слова. Она была, но ее не было. Вот кто стал бы настоящей бабушкой, так это Джозефина. Уж она бы знала, что уместно сказать в этой ситуации, понимала бы, что я хочу услышать. Милая любящая Джозефина Попкинс.

Я мысленно послала ей воздушный поцелуй.

Потом я услышала, как Фиби со всеми здоровается; кто-то предложил ей бокал вина, а Линди объявила, что стол будет накрыт через десять минут, так что можно потихоньку собираться в гостиной.

— Пойдем, покажем тебя народу, — сказала я Тилли.

Я принесла ее в ярко освещенную теплую гостиную, где горел камин и Тайлер бренчал на гитаре. Джефф привел детей с улицы. Был здесь и Эй-Джей, он улыбался и вытирал глаза — что-то попало.

— Эй-Джей! — воскликнула я. — Как я рада вас видеть! Я и не знала, что вы придете!

Он смущенно наклонил голову и сказал, что привез Фиби, но ему неудобно оставаться.

— Вот еще глупости! — возразила я. — Я никуда вас не отпущу.

Он склонился над ребенком и заулыбался. Подошла Индиго и приобняла меня.

— Моя сестренка, — похвасталась она.

Тут малышка чихнула, и внезапно мы с ней стали центром всеобщего внимания. Все стали подходить к нам.

Эллен всплеснула руками:

— Кого это принесли? Проснулась!

А Мелани выразила восхищение:

— Вы слышали, как она забавно чихнула? Какая прелесть!

Я прижимала Тилли к себе, и она совершила феминистский поступок — выпростала из-под одеяльца энергичный кулачок и потрясла им в воздухе. Кто-то увидел в этом знак того, что она станет такой же решительной, как ее мама, но и такой же необузданной. И все как-то сразу стали подшучивать надо мной. Мелани рассказала, как я сочиняла истории рождения всем усыновленным и удочеренным детям; Линди вспомнила, как я отвела ее к монахиням и побежала играть со своими друзьями на детской площадке; Индиго потешалась над тем, как я разбила машину в тот день, когда она забрала Бейонсе из лаборатории. Наконец я произнесла:

— Ну ладно, посмеялись надо мной и хватит. Теперь я — мама и должна думать, что моим детям стоит знать обо мне, а что — нет.

— Детям? — удивился кто-то. — Картер, ты слышал это?

Потом все засмеялись и вернулись к спорам о политике, и о лучшем способе приготовления индейки, и обязательно ли хороший человек должен быть веганом. Все говорили одновременно, улыбались, хмурились и пытались перекричать остальных.

У меня возникло странное ощущение: словно я смотрю в камеру, которая отъезжает от толпы и обозревает со стороны людей, которые объединяются в пестрые группы и снова расходятся по разным углам. Как атомы, которые сливаются воедино и опять отталкиваются друг от друга. Я выключила в мозгу звук их голосов — низких и высоких, сварливых и ласковых — и просто наблюдала за присутствующими. Вот моя семья. Моя сумасшедшая, невыносимая, беспокойная семья. Все они невозможные и удивительные личности, и каждый с трудом переносит присутствие остальных, но они существуют в моей жизни. В моем доме, в моей гостиной. Здесь были мой муж, и дочь, и пасынок, и падчерица, и бывшая жена моего супруга с новым мужем, и друзья, и сестра, и моя мама, и мать и сестра моей сестры.

Я создала семью своими руками, буквально принудив их всех общаться со мной, узнать меня. Я — человек, по праву принадлежащий к этой группе людей.

Я поймала взгляд Картера, и он послал мне воздушный поцелуй. Моя мать и Эй-Джей тоже переглянулись и выскользнули на улицу; его рука лежала у нее на талии. «Так-так, — подумала я. — Только посмотрите, что творится!»

Не знаю почему, но я внезапно заплакала. Может быть, из-за послеродовой депрессии, а может, потому, что я была частью замечательной семьи, о какой даже не мечтала. И этот факт показался мне одновременно чудесным, ужасным, пугающим, замысловатым и непостижимым. Почти невероятным.

В это время Мелани пригласила всех к столу. Я вытерла глаза и послушно пошла на свое место.

БЛАГОДАРНОСТИ

Я чрезвычайно благодарна всем, кто помогал мне при написании этой книги, — Эллис Матисон, которая читала первые черновики и убеждала меня внести необходимые исправления, чтобы роман стал честным и правдоподобным; Ким Стеффен, каждое утро гулявшей со мной и помогавшей услышать голоса моих персонажей; Лесли Коннор, Холи Робинсон, Линде Балестраччи, Нэнси Холл, Нэнси Энтл, Мишель Спирс, Марсии Уинтер, Эди Куфте, Дейдре Моро Джеймс, Грэйс Полс Ричи, Шэрон Уайз, Лори Рудерфер, Марджи Липшиц-Шапиро и Бет Левин — которые поддерживали меня и дарили свою любовь.

Барбара Пайн рассказала мне о роли социальных работников в процедуре удочерения. Николь Остин Хичкок не только привела в порядок мои волосы (насколько это было возможно), но также объяснила мне, что такое кератиновое лечение.

Огромное, огромное спасибо всем, кто