Шолох Юлия ВОЕННЫЕ МАРШРУТЫ

— Командор! Мы поймали каданку. Женщину.

— Угу. — Девис как ни в чем не бывало продолжал изучать карты на капитанском столе, наглядно демонстрирующие текущее положение кораблей флота. По всему выходило, что очередная стычка с каданцами снова выльется в потери и в ничью. Иногда ему даже казалось, что они с каданцами как зеркальные отражения друг друга — похожая тактика, один в один вооружение, даже командование словно копировало решения друг друга.

И как в таком случае победить?

Что этот план, что другой, что сотый за сутки… результат вырисовывается один и тот же.

— Она говорит, что будет разговаривать только с вами.

— О чём? — скучно спросил Девис. Будь его воля — женщины никогда не участвовали бы в войне, никогда. Они сидели бы дома и ждали мужей. Готовили ужины, красиво одевались и улыбались, когда мужья после трудных полётов, изумленные тем, что в очередной раз остались живы, появлялись на пороге дома.

Вот чего им следует делать. А не носиться на истребителях в составе лётной команды. Не прокрадываться с винтовкой наперевес к базе засевшего в руинах врага и не стрелять в живых людей.

Не попадать в плен к врагу…

Девис закрыл глаза. Военное время многое чего позволяло, но не оправдывало. Не для него. И всё равно — пойманная каданка, хотя и женщина, но враг, а если она полезла на войну, в противостояние мужчин, пусть теперь отвечает за последствия.

— Не знаю. Говорит, дело крайней важности, подробности сообщать отказывается. Говорит, если ты её не выслушаешь, будешь жалеть до конца своих дней.

— Это само собой.

Карта бледно подсвечивалась голубым светом, и корабли каданцев кружили по нему, похожие на колючие звездочки, в противовес тяжёлым округлым каплям кораблей Агранда.

— Командор? — рядом заворочался Флайс, его плотное, неуклюжее тело накрыло мини-корабли зловещей тенью. — Чего молчишь? Хочешь, я с ней поговорю?

— Хочу. Поговори.

— Хорошо, — Флайс крякнул, поднимаясь из кресла и вышел из рубки. Девис тут же вернулся к игрушечным корабликам, пытаясь увидеть в расположении своих преимущество. Его не было, не было… ни малейшего. Значит, снова бесконечная война, нелепые смерти, страх и апатия. Сколько из его солдат умрет в следующие дни? И каданцев? Ну, вторые, предположим, заслужили, по крайней мере большая их часть, потому что они натуральные звери. Но и у каданцев имеется гражданское население, есть жёны и дети, которые не заслужили войны… Да, даже у каданцев. А у него — нету.

Ладно, хватит отвлекаться. Нашел о чём думать во время, когда молиться нужно, что у тебя нет никого, кого можно потерять. Радоваться нужно.

Но не радостно…

— Командор!

Флайс крикнул из коридора, как будто не мог дождаться, когда окажется в рубке. Эта его несдержанность часто приводила к рабочим конфликтам, но к счастью, он всё же не командовал. Командовал Девис, что особой радости ему не приносило.

— Голоса не повышать! — привычно напомнил он.

Флайс уже подошел ближе.

— Ты должен с ней поговорить.

— С кем? — Девис старательно изучал кораблики, мечтая, чтобы они поднялись и словно по волшебству разлетелись по домам, оставили в покое и его, и его команду, и его народ. От войны не бывает ничего хорошего, но иногда оказалось, что кроме него этого простого факта никто не понимает. Командный дух требовал кровожадности и мести, так что на корабле в порядке вещей было услышать: «смерть каданцам» или «скулишь, как каданец», «труслив, как каданец», «уродлив, как каданец».

— Командор, вы снова отвлекаетесь!

Окрик Флайса достиг цели и Девис вздрогнул, вырванный из раздумий, спутанных со светом тактической карты.

— Так что там?

— Шпионка там. И тебе нужно с ней поговорить.

— А ты же ходил? — проявил командор чудеса сообразительности.

— Она готова разговаривать только с главнокомандующим, то есть с тобой.

Ну вот. Корабли накрепко засели на своих позициях и испаряться, самостоятельно решая все насущные проблемы, судя по всему, не собирались.

— Ладно, веди.

Девис отпрянул от стола, не позволяя себе повернуться и вновь раствориться в голубой подсветке. Слишком долго без сна — вот и двоится в глазах, плавают кораблики, сталкиваясь и без вреда расходясь в стороны, и всё покрыто толстым слоем умиротворения.

Не то что в реальности.

Хотелось спать, но нужно было принять окончательное решение насчёт завтрашней операции, а его и близко не было. Следовательно, и отдых никому из руководящего состава не светил.

Дверь допросной камеры всегда вызывала в нём тревогу — серая, толстая, как будто специально созданная подавлять ощущением многокилограммового веса. Такую не выбьешь ни ногой, ни лбом, да и не каждая взрывчатка возьмёт.

Дверь охранял младший сержант с автоматом наперевес, внутри камеры ещё двое — глаза горят патриотизмом, вот они какие молодцы — поймали вражеского врага, обезвредили его, вырвали его змеиное жало.

Девис с порога взглянул на женщину, привычно быстро отмечая имеющиеся повреждения. На щеке царапины — от падения и удара о пол. Под левым глазом синяк — не очень большой. Одежда рваная, но расположение и размер дыр говорят опять же о падении.

Командор выдохнул.

Военное время, что поделаешь, в такие времена с женщинами может произойти, что угодно. Это одна из причин, по которой он желал бы запереть их всех в безопасном месте и не выпускать, пока все военные корабли до последнего не канут бесследно в пучину космоса. Конечно, вся армия осведомлена, как у аграндцев относятся к насильникам, и если факты установлен и доказан, пощады не жди. Но если не установлен? Кому им, каданцам, жаловаться? Все эти мальчишки с автоматами наперевес, брошенные в военную круговерть, сколько из них смогут устоять против сносящего крышу инстинкта победителя? На острие иглы, которая может в любой момент принести смерть? Как много из них, опьяненных близкой гибелью, удержатся от последних радостей, которые так легко взять?

Девис мог предупредить всех, какое наказание последует за насилие или истязание, но не мог заглянуть в голову каждого и просмотреть, что тот делал вчера или неделю назад. А тем более не мог поднять и наказать мёртвых.

И это приносило печаль, которую командор копил и складывал на одну полку с ненавистью к войне, с усталостью и разочарованием от жизни. Со всем тем, что нельзя показывать подчиненным, которые уважают в первую очередь силу и решительность.

Итак, каданка. Девис сел на стул напротив неё и посмотрел своим фирменным взглядом, тем самым, которым смотрел на офицеров, которые пили самогон вместо планового