красными и фиолетовыми вкраплениями море, колышущееся от устремляющегося вниз теплого ветра. Воспоминания теплой волной нахлынули на парня в красной футболке и клетчатой рубашонке без рукавов. Из омута памяти возник один из эпизодов беззаботного детства…

– Мить, может поедем уже, а? Мне мама опять завтра гулять не разрешит.

– Погоди, Санек. Красиво же.

– Красиво ему…А мне, вообще-то, холодно, – пробурчал себе под нос мальчишка с темными волосами, превратившимся в неаккуратный куст из-за сильного ветра.

Он недовольно посмотрел на друга, прихлопнул слепня, впившегося со всей жадностью в ногу, и продолжил ждать, хотя в душе боялся наступающей плохой погоды. К двум приятелям приближались черные, будто всадники Мордора, тучи. Их безудержными конями, так и рвущимися в бой, были взбешенные, взвинченные до яростного безумия порывы ветра. Короткими, но сильными ударами, они гнули высокие деревья. Стихия разыгралась не на шутку.

Стихия. Сколько ярких образов, толкований и смыслов скрыто за этим словом. Стихия – это само воплощение природы, призрачная рука Мироздания, которая ставит на место, возомнившее себя великим, человечество. Но для Митьки всегда было великим счастьем оказаться на улице в момент небольшой бури, скромного урагана или снежного бурана, которыми его край так редко одаривает природа. Началась эта буря внезапно. На небе, будто на мокром холсте художника появилось стремительно набухающее серое пятно. Огромные массивы ветра набросились на старые деревья, укрывающие Солдата, и принялись нещадно истязать их мощные кроны. Улица деревни испуганно сжалась и приготовилась потонуть в потоках бурлящей воды. Но не мог наш Митька уйти с такого ошеломляюще прекрасного представления. Он стоял посреди самой Жизни, воздев руки к темному небу и смеялся, поражаясь собственному восторгу и неподдельному счастью. Он вдруг всем своим естеством ощутил, что же такое быть живым.

– Ты чего смеешься? – с недоверием спросил Сашка.

– Ничего, Санек. Поехали ко мне, бабуля шарлотку испекла, – улыбнулся Митька, переполняясь той радостью, которую люди испытывают только тогда, когда в их жизни в первый и последний раз произошло чудесное событие, которое они ждут всю свою жизнь. И они поехали обратно. Завернули налево возле смотрящего на дорогу Солдата и спешно поставили велосипеды в сени и забежали в дом к Митькиной бабушке на шарлотку и горячий ягодный чай.

Да-а, здорово тогда было. Вдруг наш герой тряхнул копной светлых волос, отбрасывая наползающую ностальгию, и тронул педаль. Огромное поле внизу заканчивалось слева берегом полноводной реки, совершающей резкий поворот в этом месте, а от этого и образующей любимый рыбаками затон. Туда ехать смысла не было никакого, ведь кормить комаров не самая приятная затея, а вот взять чуть правее следовало бы – там начинался тот самый лес, в который так стремился попасть Митька. Велосипед тронулся и поехал вниз, забирая слегка правее.

И чего же он там забыл? Хоть убей, не помню, когда он туда ездил в последний раз. Хотя вы же знаете мальчишек, встанут рано утром и рванут куда подальше, на озеро Широкое, опасный для купания яр или этот лес. Не углядишь за ними.

Когда ковры-самолеты перестают летать

По кочкам, буеракам, да глубоким ямам, Митька доехал-таки куда хотел. Дорога была сделана трактором еще весной, но бурная и непокорная трава уже отвоевывала обратно выщербленную сухую землю, черпая силы из темного леса.

А лес, хотя нет, не так…Лес, огромным исполином возвышался над бренным миром, теряясь кронами своих старых деревьев где-то высоко-высоко. Он дышал. Вдыхая раскаленный воздух, он отдавал округе липкий прохладный ветер, в котором чувствовалась древняя мощь этого колосса. Жизнерадостное поле упиралось в первую линию темных древ. Их толстые стволы, обвитые клочьями паутины, настолько разрослись вширь, что вполне издалека смотрелись монолитной крепостной стеной. Лишь небольшой проход зиял, словно вход в бездонные пещеры Тома Сойера, отбивая желание заходить внутрь у случайного бродяги или пастуха, посмевшего пасти стадо вблизи лесных бастионов.

Но он был не способен напугать ездока на «Школьнике». Подобно сказочному Брокилону, полному дерзких и опасных дриад, он однажды принял Митьку, как принял тот вымышленный лес Белого Волка, ведьмака. Ему одному были доступны тайны этого места. Одному во всем мире. Этом мире. Парень резко выдохнул и перешагнул негласную границу, мигом скрывшись в темном зеве чащи. Велосипед остался лежать у входа, дожидаясь владельца. Как и всегда.

Ты спросишь, читатель, почему я говорю намеренно непонятно, и уж не решил ли примешать ненужную мистику к повествованию? Отвечу так. Я знаю то, что произошло дальше, со слов существ, которых ты никогда не встретишь только потому, что тебя не принял Лес. Верить мне или нет – решать тебе.

Дороги не было. Лишь малозаметная стежка появлялась почти под ногами идущего Митьки – трава слегка раздвигалась, пропуская почетного гостя, и выпрямлялась за его спиной. Между деревьев отдаленно мелькали сиреневые всполохи, это опять резвились светляки – лесные духи. У них своя жизнь, не зависящая от тех непримиримых войн, которые ведутся уже много веков на земле безграничного Леса.

Со стороны он кажется не таким большим, но только для непосвященных. Для нашего же героя чаща была огромной, вмещающей в себя многочисленные армии, города, замки и цитадели. Наконец зеленый коридор кончился обширной поляной с остроконечным валуном в центре. На одной из его сторон блестел выступ, на который уселся Митька.

«Приходит возраст, когда ковры-самолеты перестают летать и превращаются в обычные половики, которые нужно выбивать по субботам, – с грустью подумал он. – Меня хватит лишь на последний раз, только попрощаться».

Парень закрыл глаза и кинул мысленный клич, тут же отдавшийся болезненной волной в голове. Звуки и без того тихого леса полностью исчезли, сам воздух замер на мгновение, а вода в родниках застыла на невидимый для нашего глаза миг. На левое плечо Митьки легла тяжелая рука, закованная в холодную стальную перчатку, на правое – мощная когтистая лапа с хноевой татуировкой на запястье, от чего он открыл глаза. Получилось.

Плечистый зеленокожий орк, достойный воитель и мудрый вождь, Агронак Говорящий-с-Предками и высокий, блестящий металлом королевских доспехов рыцарь Тэрвис, два непримиримых врага, стояли бок о бок напротив юноши.

– Сила твоей юности на исходе, – прорычал орк. – Ты вырос.

– Знаю… Знаю! Я, может, попрощаться хотел, – с детской обидой и тоской в голосе проговорил Митька.

Нечестно это, почему он повзрослел? Зачем и