Litvek - онлайн библиотека >> Татьяна Александровна Акилова >> Любовная фантастика и др. >> Cтанция >> страница 2
последнее время и бывал хмурым и чем-то недовольным.

Хлопнула дверь квартиры на втором этаже, и послышалось бормотание маленького ребенка. Андрей недовольно хмыкнул. На улицу доносились эхом шаги по лестнице, а молодой женский голос, кажется, заполнил каждый уголок подъезд. Андрей пожелал бы еще несколько минут постоять в одиночестве, но она ему помешала. Она – это молодая мамочка Лиля – что снимала квартиру на втором этаже в доме, где жили Бушуевы вот уже несколько лет, последнее время с неприязнью и искренней антипатией стала восприниматься Андреем, до сели совершенно к ней равнодушного. При беспристрастном взгляде третьего лица, кем бы оно не было, могло показаться, что Лиле доставляет злорадное удовольствие видеть, как Андрей при каждой их встрече теряет радостное или просто довольное, спокойное выражение лица и начинает негодовать мелким раздражением. Андрей же, как не представлял себе, что внешне он бесстрастен, выдавал себя самыми элементарными чертами. Весь короткий спектр его эмоций был ясно читаем даже самой Лилей. Его веки напрягались, будто он чуть прищуривался, и в глазах загорались искры невидимой вражды, все мышцы на лице выстраивались в сей момент в напряженно-выжидающем выражении и ни тени улыбки не могло пробежаться по его лицу. Лиля замечала его напряжение, неприятными импульсами ощущала искры и невольно старалась поддеть Андрея еще больше.

Выкатив коляску и усадив в нее миловидного мальчика почти двухгодовалого возраста, она выпрямилась, демонстративно подтянула и без того идеально сидевшие джинсы, перебросила резким движением распущенные, ниже плеч, крашенные в какой-то сероватый или же седоватый цвет волосы на правую сторону и наконец-то перевела взгляд на Андрея. Напускная деловитость, выставляемая напоказ самостоятельность, донельзя нелепо смотрелись на ее молодом лице. Что-то глуповатое, но совсем не наивное присутствовало в ее взгляде.

– Привет!.. – бросил Андрей и несколько неуклюже, как ему показалось, нырнул к подъезду.

– Привет, – с неохотой, будто делая одолжение, ответила Лиля.

Она горела желанием получше рассмотреть Андрея, но все время отводила глаза в сторону, изо всех сил удерживая свое любопытство. Будь Андрей не таким напряженным и более внимательным, то обязательно разглядел бы неподдельный интерес соседки к своей персоне.

Андрей закрыл за собой дверь квартиры и невольно стал принюхиваться. Почему он в обед не заметил, что в квартире пахнет сыростью?.. Сейчас он очень хорошо чувствовал, что сырость была, и всех острее ею пахло в прихожей. И чем-то таким знакомым сопровождался этот сырой запах, и Андрей все силился вспомнить, чем же это пахнет. Он, обойдя всю квартиру, вернулся в прихожую, где на него и налетел запах, и разглядел в углу, у двери полный мешок картошки.

– Точно!.. – сказал он вслух сам себе и развеселился.

«Значит, отец уже был сегодня у бабушки. Значит, сегодня будем убираться в погребе. Там, наверное, сто лет никто капитальную уборку не делал» – подумал Андрей и в приподнятом настроении, с жадностью выпив на кухне стакан воды, пошел в комнату делать набросок нового рисунка.

Его, кажется, что-то успело зацепить, когда он то ли шел с тренировки домой, то ли, когда стоял у подъезда. Он не до конца понимал, что же именно его вдохновило и, главное, на что. Его тянуло взять в руки мягкий карандаш и провести им по чистому белоснежному листу.

Ему захотелось рисовать. Он с детства любил рисовать и рисовал, когда хотелось, а хотелось практически всегда. И Андрей рисовал буквально везде, чем угодно, и на чём угодно. Дома в дождливую или морозную погоду, он рисовал в тетради или альбоме и слушал в пол уха разговоры взрослых и (или) бормотание телевизора, но совершенно не вдумывался в смысл произносимых слов. Его не интересовало, о чем разговаривают родители и какую передачу или фильм показывают по телевизору. Ему очень симпатизировала сама атмосфера – он сидит и рисует, а вокруг происходит движение. Родственники или друзья родителей, что приходили к ним в гости, каждый раз подмечали, что Андрей спокойный и не озорной ребенок. А Андрею же просто доставляло удовольствие сидеть за столом, на полу, да неважно где, и что-нибудь рисовать, когда вокруг столько разговора и шума. Ему как-то по-особенному радостно делалось, и эта радость рисовалась у него на лице серьезно-увлеченными красками. Еще же Андрей мог, играя в песочнице вдруг начать чертить пальцем или палочкой на песке человечков или котиков, или маленькую, но шуструю птичку, что вот-вот поймает клювиком нерасторопную букашку. «ВоробЫшек» – так он любил говорить.

У Натальи Валерьевны в шкафу сохранилась целая стопка его детских красочных рисунков. Андрей знал это, но никогда сам не открывал шкаф и не доставал картинки. Почему? Да он и сам не знал и никто не знал. Пару раз в год Наталья Валерьевна делала генеральную уборку в квартире и будто бы не нарочно, а иногда и не скрывала, что специально, доставала рисунки Андрея и какое-то время их рассматривала. Андрей, когда ему случалось быть в это время дома и быть в должном настроении, мог взять в руки сначала один рисунок, потом другой и наконец, оставив это дело, уйти и заниматься чем-нибудь другим. В не расположенном же к легкой ностальгии настроении, он вовсе не подходил к рисункам, и даже делал вид, будто бы не замечает, что они лежат стопкой на полу, или один из них находится в руках у матери.

Андрей задумчиво чему-то улыбнулся, взял в руки карандаш, достал из ящика стола твердый лист бумаги – это была специальная бумага для черчения, на которой он последнее время любил рисовать – и остановился, призадумался. Потом положил все на письменный стол и сел на кровать. Спустя десять минут встал, чтобы провести пару линий и услышал, как открылась входная дверь.

– Андрей! – спокойно, но достаточно громко произнес Александр Васильевич.

Андрей не отвечая, молча вышел из своей комнаты.

– Хорошо, что ты уже пришел. Я на сегодня уже освободился, так что можем ехать к бабушке.

– Поехали, – будто с облегчением произнес Андрей.

Он не был в большой радости, что сейчас поедет, но и не был расстроен. Он любил бабушку Зину. Даже любил ее чуточку больше, чем бабушку Катю, маму его матери. Правда, он не замечал, что так оно было. Кто из бабушек владеет больше вниманием внука, ясно становилось из пары простых, но достаточно точных фактов. Андрей в будничных разговорах чаще упоминал бабушку Зину, и времени, начиная с детства и заканчивая сегодняшним днем, проводил больше у нее, чем у бабы Кати, маминой матери. Простотак почему-то сложилось.

Не вызвало у Андрея так же никакого сожаления, что начать новую картину у него