Джек Лондон СКАЗАНИЕ О КИШЕ

Рассказы

Джек Лондон (Jack London)

(1876–1916)

Джек Лондон, выдающийся американский писатель, родился в небогатой семье в городе Сан-Франциско и с ранних лет вынужден был сам зарабатывать себе на существование. Кончив школу и добывая средства любым трудом (вплоть до работы в прачечной), он поступил в Калифорнийский университет. В 1896 году, когда на Аляске были открыты золотые россыпи, он отправился с партией золотоискателей в Клондайк. Вот из этого сурового края он и вынес свое «Сказание о Кише», проникнутое сочувствием и уважением к эскимосам, жившим в те времена в первобытных условиях и добывавшим себе пропитание охотой и рыболовством. Второй рассказ, вошедший в эту книгу, — «На берегах Сакраменто», рассказывает о мужественном мальчике Джерри, живущем в другом краю золотоискателей — Калифорнии.

Сказание о Кише

На самом берегу Ледовитого океана жил некогда Киш. Он был вождём своего племени, жил в благоденствии многие годы и умер, чтимый своим народом, и имя его сохранялось на устах у людей. Так давно жил он, что только у стариков оставалось в памяти его имя; имя и легенда о его деяниях, которую они сами слышали в юности от своих дедов и теперь рассказывают юношам, а те, состарившись, будут повторять её своим детям, внукам и правнукам, и так — до конца времён. И когда наступает долгая зимняя мгла, и северные ветры свирепствуют над ледяной равниной, и в воздухе мечутся белые хлопья, и ни одна душа живая не осмеливается высунуться наружу, тогда-то и собираются люди послушать рассказ о Кише — о мальчике, который жил в самой бедной иглу^[1], а потом стал первым человеком в посёлке, вождём своего племени.

Киш был резвым мальчиком — так повествует сказание, — здоровым и сильным, и уже видел он тринадцать солнц — таков счёт времени в этих северных краях. Ибо каждую зиму солнце покидает землю и оставляет её во мраке, а на следующий год нарождается новое солнце, чтобы снова дать тепло людям и позволить им видеть друг друга.

Отец Киша был отважным охотником. Но во время голода, когда он, желая спасти жизнь своему племени, вступил в единоборство с громадным белым медведем, смерть настигла его. Страшный зверь переломал ему все кости, хотя и сам погиб. На медведе оказалось много мяса, и жители посёлка были спасены. Киш был единственным сыном храброго охотника и после смерти отца остался один со своей матерью. Но память у людей короткая, они скоро всё забывают, забыли они и о подвиге его отца. Киш был ещё совсем мальчиком, а мать его была только женщиной, и так вот случилось, что о них тоже все забыли, и впали они в бедность и очутились в самой убогой иглу во всём посёлке.

Но как-то раз вечером, на совете в просторной иглу вождя Клош-Квана, Киш вдруг показал, какая кровь течёт в его жилах. С достоинством, подобающим взрослому мужчине, он поднялся и среди шума и споров ждал, когда наступит тишина.

— Я скажу правду, — заявил он. — Мне и матери моей достаётся наша доля мяса, но мясо это часто бывает старое и жёсткое и в нём слишком много костей.

Охотники, седые и степенные, а также молодые и горячие, все были ошеломлены. Это нечто неслыханное! Ребёнок осмеливается говорить как взрослый, да ещё, мало того, бросает им прямо в лицо такие дерзкие слова!

Однако Киш продолжал спокойно и решительно:

— Я говорю так, потому что я знаю, что отец мой, Бок, был великим охотником. Все знают, что Бок приносил домой с охоты больше мяса, чем двое самых ловких зверобоев, и собственными руками помогал делить это мясо и собственными глазами следил, чтобы самая хилая старуха и самый дряхлый старик получили справедливую долю.

— Ну его! — закричали мужчины, — Прогоните мальчишку! Отправьте малыша спать! Не дорос он ещё до того, чтобы разговаривать так с седыми мужами!

Мальчик спокойно выждал, пока буря улеглась.

— У тебя есть жена, Уг-Глук, — сказал он, — и за неё говоришь ты. И у тебя тоже, Массук, и ещё у тебя есть мать, и ты говоришь за них обеих. А у моей матери нет никого, кроме меня, вот поэтому я и говорю. И я говорю вам: Бок погиб потому, что он был слишком ретивым охотником, а значит, справедливо было бы, чтобы я, его сын, и мать моя, Айкига, которая была его женой, оба мы имели вдоволь мяса, когда оно есть у племени. Я, Киш, сын Бока, сказал всё.

Он сел, насторожённо прислушиваясь к негодующим возгласам.

— Мальчишка осмеливается говорить на совете! — ворчал старый Уг-Глук.

— Что же это, теперь грудные младенцы будут поучать нас уму-разуму? — громко спросил Массук. — Неужели я, взрослый мужчина, должен терпеть дерзости от щенка, мальчишки, которому захотелось мяса!

Гнев их разгорался всё сильней и сильней. Они кричали, чтобы Киш шёл спать, грозили, что вовсе не будут ему давать мяса, и посулили ещё, что выпорют его хорошенько за дерзость. Глаза Киша вспыхнули, и кровь хлынула к его щекам. Услышав угрозы и издевательства, он вскочил с места.

— Слушайте меня вы, взрослые мужчины! — крикнул он. — Никогда больше не скажу я ни слова на вашем совете. До тех пор не скажу, пока вы, мужчины, не придёте ко мне и не попросите: «Хорошо было бы, Киш, если бы ты сказал нам своё слово! Вот мы все просим тебя, ибо мы хотим тебя послушать». Запомните это вы все, это мои последние слова. Бок, отец мой, был великий охотник. И я, сын его, тоже пойду на охоту и сам буду добывать себе мясо. И отныне — пусть это запомнят все — делёж добычи, которую я принесу с охоты, будет всегда справедливым. Ни вдовы, ни беспомощные дети не будут проливать слёзы по ночам оттого, что им не досталось мяса, и сильные мужчины не будут стонать и корчиться оттого, что они съели его слишком много. И стыд и позор падут на головы тех, кто объедался мясом в ущерб другим. Я, Киш, сказал всё.

Презрительные взгляды провожали его, и насмешки сыпались ему вслед, когда он, стиснув зубы, не глядя ни направо, ни налево, выходил из иглу.

На следующий день он отправился вдоль по берегу, по самому краю, там, где сходится лёд с землёй. Те, кто видел его, заметили, что он нёс свой лук и большой запас стрел с острыми костяными наконечниками, а на плече — громадное охотничье копьё своего отца. Немало было смеха и пересудов по этому поводу. Поистине это было нечто невиданное. Никогда