Реми наклонился к старушке, обнял: она была сухонькая, тоньше девочки; глубокие морщины на ее лице наполнились слезинками.
— Ну что ты, ведь ненадолго расстаемся, — сказал Реми.
У него перехватило горло от тоски. «Умереть… Не дожить до конца этой нелепой истории!»
— Прошу на посадку! — объявил стюард.
Люди столпились у трапа. Репортеры нацеливались фотоаппаратами. Реми в последний раз сжал руки Клементины:
— Я сразу дам телеграмму из Нью-Йорка.
Клементина пыталась что-то сказать, но он не расслышал. Толпа оттеснила его к трапу; он поднялся по ступенькам следом за молодой женщиной, которая прижимала к груди футляр со скрипкой и пышный букет. Раздались восторженные рукоплескания. Поток пассажиров увлек Реми за собой в салон; ему показали его кресло. Загудели двигатели, всюду царило возбуждение. Потерянность, отчаяние и вместе с тем опьяняющий азарт рискованной игры переполняли Реми. Провожающие на взлетном поле стояли тесным кругом и что-то кричали: рты их были открыты, как в немом фильме. Самолет вздрогнул, и земля медленно поплыла назад. Реми пытался еще раз увидеть край поля. Люди все уменьшались и удалялись. Там, почти у горизонта, виднелись два крошечных силуэта: может, один из них — Клементина? Реми со вздохом повернулся к соседу и поинтересовался:
— Почему столько провожающих?
Тот взглянул на юношу с удивлением:
— Так ведь это же поклонники Марселя Сердана и Жинетты Неве!
Самолет поднялся в воздух. И вскоре огни земли скрылись под облаками[5].