дверцу своего «рено», когда по аллее к замку на полном ходу подкатил серый автомобиль.

— Франсис! — воскликнул Морис.

Запыленный «МГ» остановился у ступенек. Пятидесятилетний мужчина, элегантный и прекрасно выглядящий, вышел из нее и направился к Морису, протягивая руку для пожатия.

— Спасибо за телеграмму... Бедный Жюльен! Я глубоко опечален. Я очень уважал его.

— Познакомьтесь... Мэтр Пеке и его клерк...

Франсис поклонился. У него было красивое лицо, четкий профиль, голубые глаза и великолепные манеры.

— Он в своей комнате? — спросил он.

— Нет, — ответил Морис. — Его увезли в деревню. Он покончил с собой.

— Ах! Скажите, пожалуйста... Жюльен... Ведь он так любил жизнь!

— У него был рак, — уточнил Морис. — Это и объясняет его поступок.

— Боюсь, мадам, — продолжал Франсис, — что вы увезете слишком плохие воспоминания об этом жилище... Но с этой минуты вы — мои гости. Отдыхайте и предоставьте все неприятные хлопоты мне.

— Да всё уже закончено, — сказал Морис. — Похороны состоятся завтра.

Как только Франсис вступил на первую ступеньку лестницы, раздалось рычание, которое заставило обернуться мэтра Пеке и его клерка. Сесиль поспешила вперед.

— Это Летун... Он не злой.

Пес стоял на верху лестницы. Он внезапно отступил, словно для разбега, и глухое, непрерывное, похожее на хрип рычание вырвалось у него из груди.

— Глупый пес, — сказал Морис. — Он обожает мою жену. А меня терпеть не может... Ты его хорошенько держишь?

— Да, — ответила Сесиль. — Я уведу его. Так будет лучше.

Она потащила собаку на другой конец крыльца.

— Красивое животное, — хладнокровно заметил Франсис. — Надеюсь, через несколько дней мы подружимся.

В этом он ошибся.

Прошла неделя. Состоялись похороны — унылые, без священника (местное духовенство так и осталось непреклонным, несмотря ни на какие уговоры) и без траурной процессии: даже смерть не примирила жителей деревни с покойным. Сесили всё это было так не по нутру, что она захотела немедленно вернуться в Париж. Франсис удержал ее силой своего обаяния. Она никогда еще не встречала такого обворожительного, любезного и деликатного мужчину. Он был великолепным хозяином дома, очень внимательным и в то же время простым — настоящей знатный вельможа. Сесиль была покорена. Она делала всё возможное, чтобы смягчить неуступчивый нрав Летуна. Лучшим средством представлялись ей совместные прогулки. Когда она шла гулять с Франсисом, пес соглашался сопровождать их. Но от Франсиса он держался на почтительном расстоянии... На том же расстоянии, что и от коляски. Как будто Франсис вызывал у него те же чувства. Франсис ничего не замечал. Он мило болтал, рассказывал о своем детстве, чудесных каникулах, которые он проводил в замке. Иногда он смеялся как мальчишка, брал Сесиль под руку. Пес следовал за ними в десятке метров, держась всегда стороны той, что стала его хозяйкой.

— Но иногда вы выбирались из владения? — спрашивала Сесиль.

— Нет. Я жил как дикарь. Взбирался на деревья и читал приключенческие романы... Строил шалаши в глубине парка.

— А по воскресеньям вы все отправлялись в Леже на коляске?

— На коляске?.. Что за странная мысль!

— Вы никогда не ездили на коляске?

— Да ведь это музейная рухлядь. Когда-то давно на ней выезжала герцогиня де Берри, и с тех пор она здесь так и осталась.

Новый повод для раздумий. Герцогиня де Берри! «Эта собака сведет меня с ума». — думала Сесиль. И, чтобы отвлечься от мучивших ее мыслей, позволяла Франсису ухаживать за собой. Морису же не нравилось жить в замке, и он всячески показывал это.

Однажды вечером за десертом Франсис сказал им:

— Если я найду покупателя, то продам это владение. Я привык вести кочевой образ жизни, и этот замок обременителен для меня. Хотите доставить мне удовольствие? Возьмите себе что-нибудь, что вам понравилось... Мебель... ковры... Я ваш должник.

Сесиль поняла, что муж поддастся соблазну и унизит их обоих. Она опередила его:

— Спасибо. Вы знаете, Морису очень понравились фонари на старой коляске... Подарите их ему.

Франсис не смог скрыть удивления, но лишь поднес руку Сесили к губам.

— Вы очаровательны, Сесиль... Стало быть, я остаюсь вашим должником. Ничто не доставило бы мне такое удовольствие.

Именно в этот вечер Морис решил уехать из замка.

— Мне все это осточертело, — сказал он жене, как только они вошли в спальню. — Он заигрывает с тобой, честное слово. А ты восхищена и очарована им. Сразу видно, что ты его плохо знаешь! Ну посмотри на него. Он же бабник. Это очевидно.

— Не будешь же ты упрекать меня...

— Я ни в чем тебя не упрекаю. Пока еще нет!.. Я лишь говорю, что мы уезжаем, вот и все. Завтра же.

— Это будет некрасиво с нашей стороны.

— Ладно, послезавтра. Я найду какой-нибудь предлог.

— Я возьму с собой собаку.

— Собака останется здесь.

— Собака поедет со мной.

— Тогда я уеду один.

И Морис пошел спать в комнату для гостей.

На следующее утра Сесиль встала рано, изнуренная бессонной ночью. Она отправилась с собакой на длительную прогулку. Что делать? Она никогда не оставит Летуна. Но когда Морис упрямился всерьез, он до конца настаивал на самом нелепом решении. Если бы она была уверена, совершенно точно уверена, что больше его не любит! Безусловно, она испытывает все большее отвращение к его манерам, отсутствию такта, хвастовству. Но в глубине души?.. Что это значит — в глубине души? Не там ли скрывается малодушие?

Пес рылся в кустах и краешком глаза следил, идет ли Сесиль за ним. Сесиль шла медленно. Через несколько часов ей предстояло сделать выбор, но она еще не знала, какое решение примет будущая, не знакомая ей Сесиль. По дороге она встретила почтальона, который, проходя мимо, поздоровался с ней, затем вернулся.

— У меня есть кое-что для господина Меденака, — сказал он.

— Давайте сюда.

Это была телеграмма. Крупным почерком поперек голубого листа было написано:

«Выехал, не оставив адреса».

Адрес прыгал перед глазами Сесили:

«Франсис де Форланж, 24-бис, бульвар Виктора Гюго, Ницца».

Она ничего не понимала. Она все еще не хотела ничего понимать. Но внутренний голос шептал ей: «Все ясно! Франсис никогда не получал этой телеграммы... И когда он благодарил Мориса, он лгал... Лгал... Он приехал сам... Он уже всё знал...»

Сесиль прислонилась к стволу бука. У нее кружилась голова. Она забыла всё, о чем только что догадывалась. О чем Франсис уже знал?.. О чем он заранее договорился с Морисом?.. Нет! Только не Франсис!.. Он не способен на подлость. Морис — да. Но не Франсис!

Она вернулась