пострадавших в результате несчастных случаев на производстве. Итальянское правительство не догадывалось, что это была фикция, принадлежащая в конечном счете, главной компании Петерсона в Вирджинии: Intelligence Analysis Systems.

IAS была похожа на сотни малых предприятий по всему Вашингтонскому региону, которые поставляли все — от тонера для копировальных аппаратов до консалтинга и компьютерного программного обеспечения для огромного правительства США.

Однако IAS не занималась продажей канцелярских товаров.

Единственным продуктом компании была информация. Очень специфический продукт. Он должен быть всегда свежим, всегда проверенным и как можно больше полным. В конце концов — кто владеет информацией — владеет миром. И пока IAS справлялась безукоризненно. Опыт, стаж авторитет — вот три кита, на которых держалась эта маленькая с виду фирма. IAS получала информацию не с помощью высокотехнологичного наблюдения, промышленного шпионажа, или шантажа а, как любил говорить Петерсон, старым добрым способом:

Один подозреваемый, один дознаватель, одна запертая комната.

Все просто и очень эффективно. И совершенно незаконно.

Операции на "черном объекте" очень просты. Человек, обладающий знаниями, которые правительство хочет получить, похищается и доставляется на секретный и охраняемый объект (место) за пределами юрисдикции США. Похищение известно как "чрезвычайная выдача". На "черном объекте" человека допрашивают до тех пор, пока не будет получена желаемая заказчиком информация. А затем его возвращают домой — живым или мертвым — все зависит от обстоятельств. В большинстве случаев это работает именно так.

IAS была частной компанией, не имеющей официальной государственной принадлежности, хотя правительство, конечно, было ее крупнейшим клиентом. В распоряжении фирмы было три так называемых объекта (места) — один в Боготе, Колумбия, один в Таиланде и тот, к которому сейчас подъезжала машина Петерсона: самый крупный из объектов IAS, бежевый склад без надписи, на входной двери которого было написано Funzione Medica di Riabilitazione.

Ворота закрылись за ним, и он поспешил внутрь, чтобы свести к минимуму вероятность того, что его увидит случайный прохожий. Петерсон редко сам появлялся на "черных объектах". Поскольку он регулярно встречался с правительственными чиновниками, было бы катастрофой, если бы кто-нибудь связал его с подобной незаконной операцией. Тем не менее, надвигающаяся угроза "оружия" требовала, чтобы он лично проконтролировал допрос Жака Беннаби — журналиста, блогера, любителя помидоров и головоломок судоку.

Несмотря на общую усталость, он сразу же приступил к работе и встретился с человеком, ожидавшим его в главном офисе без окон наверху. Это был один из нескольких дознавателей, которых IAS регулярно использовала, один из лучших в своем деле. Слегка полноватый мужчина за сорок с уверенной улыбкой на лице и сединой в волосах.

— Эндрю.

Петерсон кивнул в знак приветствия, используя псевдоним, под которым был известен этот человек — настоящие имена никогда не использовались на "черных объектах". Эндрю был американским солдатом, находящимся во временном отпуске в Афганистане.

Петерсон объяснил, что Беннаби был тщательно обыскан и просканирован. В его теле не нашли ни GPS-чипов, ни подслушивающих устройств, ни следов яда либо взрывчатки. Полковник добавил, что источники в Северной Африке все еще пытаются выяснить, с кем Беннаби встречался в Тунисе, но пока безуспешно.

— Неважно, — сказал Эндрю с кислой улыбкой. — Я скоро расскажу тебе все, что тебе нужно знать.

Жак Беннаби поднял глаза на Эндрю.

Дознаватель отвел взгляд лишенный эмоций, оценивая собеседника и отмечая уровень его страха. Судя по мелкому дрожанию всего тела, и каплям пота на лбу, изрядный. Это его порадовало. Значит управимся быстро, и можно будет дальше заняться своими делами. Улыбка коснулась губ дознавателя. Не потому, что Эндрю был садистом — он им не был, — а потому, что страх — это индикатор сопротивления субъекта. Он оценил, что Беннаби расскажет ему все, что он хотел знать об оружии, в течение четырех часов.

Комната, в которой они сидели, представляла собой тусклый бетонный куб, по двадцать футов с каждой стороны. Беннаби сидел на металлическом стуле с руками за спиной, связанными пластиковыми ограничителями. Его ноги были голыми, что усиливало ощущение уязвимости, а пиджак и личные вещи отсутствовали — они создавали у испытуемых ощущение комфорта и ориентации. Эндрю пододвинул стул поближе к испытуемому и сел.

Эндрю не был физически внушительным человеком, но ему и не нужно было быть таким. Самый маленький человек в мире не должен даже повышать голос, если у него есть власть. А у Эндрю в данный момент была вся власть в мире над его объектом.

— Итак, — сказал он на английском языке, которым, как он знал, Беннаби владел свободно, — как вы знаете, Жак, вы находитесь за много миль от своего дома. Никто из вашей семьи или коллег не знает, что вы здесь. Власти Алжира уже узнали о вашем исчезновении — мы следим за этим, — но знаете ли вы, насколько это их волнует?

Никакого ответа. Темные глаза смотрели в ответ, без эмоций. Только сейчас, дознаватель заметил, что на подсознании смущало его в этом испуганном человеке — его глаза. Казалось в них была твердость и безразличие.

— Они не хотят ничего знать. Их это совершенно не волнует. Мы следим за сообщениями в СМИ и интернете. Еще один профессор университета пропал без вести. И что дальше? Инфоповод на ближайшие пару дней. Потом об этом посудачат на рынке и забудут. Тебя ограбили и застрелили. Или братья-джихадисты наконец-то поквитались с вами за то, что вы сказали в прошлом году на уроке про Алаха. А может, одна из ваших статей расстроила датских журналистов... и они похитили и убили вас. Я слышал, даже за карикатуры расстреливают людей.

Эндрю улыбнулся собственной сообразительности. Беннаби никак не отреагировал.

— Итак. Никто не придет тебе на помощь. Понимаешь? Никаких полуночных рейдов. Никаких ковбоев, скачущих на помощь. В этом большом мире — ты одинок.

Тишина.

Эндрю продолжал невозмутимо:

— Теперь я хочу знать об оружии, которое вы обсуждали со своими тунисскими друзьями.

Он внимательно смотрел в глаза мужчины. Мелькнула ли в них искорка узнавания? Дознаватель полагал, что да. Это было похоже на возглас признания. Хорошо.

— Нам нужно знать, кто его разработал, что это такое и против кого его собираются использовать. Если вы скажете мне, то вернетесь домой через двадцать четыре часа.

Он дал этому опуститься.

— Если не скажешь... ничего хорошего не выйдет. Помоги мне