ухода из этого мира. И вот, все оплакивают погибших.

В верхней части результатов поиска появилась ссылка на видео. «Калифорнийский подросток, оставленный умирать в Доме ужасов». Как… театрально. Он неохотно улыбнулся. Даже убийство можно превратить в дешевый и безвкусный водевиль.

Он нажал на ссылку… и улыбка на его лице исчезла.

Она была жива.

Дышит.

Едва живая, правда. Едва дышит. Дышит через кислородную маску, но тем не менее дышит. Она.

Была.

Жива.

Он глухо зарычал, ударив кулаком по столу. Монитор компьютера задребезжал. Он думал, что овладел ею полностью, как ни один другой мужчина, только чтобы узнать, что все это время она была вне досягаемости. Это был последний акт неповиновения.

Каждый подъем и падение ее груди казались оскорблением. Каждая капля крови в ее жилах — насмешка. Каждая секунда жизни стала секундой, которую она у него отняла.

Ему не следовало пытаться подарить ей прекрасную смерть. Чувства поймали его в свои сети. Ему следовало перерезать ей горло, как оленю, в тот момент, когда она отказала ему.

Она осмелилась.

Гнев отяжелил его конечности и зажег огонь в крови. Он слегка покачнулся, когда встал, опьяненный силой этого, но его разум оставался острым. Смертельным.

Теперь он знал, что должен делать.

Смерть — это тот возлюбленный, которого нельзя отвергнуть.

Она должна была умереть от его руки. И только его. Его взгляд упал на изображение Вэл, застывшее на экране, и сузился. Но сначала — ее нужно заставить страдать.

Он легко поднял монитор, несмотря на объем, и с ревом швырнул его об стену. Полетели искры, разбилось стекло, и обломки быстро скрылись в клубящихся облаках штукатурки и гипсокартона.

Гэвин слепо уставился на беспорядок, великолепная какофония звенела у него в ушах, и его грудь быстро поднималась и опускалась, когда он прислонился спиной к стене, чтобы не упасть.

В дверь постучали. Он нетерпеливо повернулся к ней.

— Да?

— Это Селеста.

Младшая сестра. Наименее глупая, но и самая мягкая, что было почти так же плохо.

— Я услышала грохот…

— Входи.

В этом доме повсюду имелись уши. Лучше всего не разговаривать в его коридорах.

Селеста вошла, прокрадываясь в комнату, как кошка. Сейчас ей было шестнадцать, как и Дориану, с кожей цвета магнолии и холодными голубыми глазами английской фарфоровой куклы. У ее близнеца такой же цвет лица, но в лице Дориана была твердость, которую не имела Селеста.

Она не смотрела ему в глаза, находясь под его пристальным взглядом. Это неразумно — но, с другой стороны, Валериэн тоже никогда не могла встретиться с ним взглядом. Всегда с большим трудом.

И под этой оленьей шкурой бьется сердце змеи.

Он понял, что уже мысленно переключился на настоящее время, и его рука напряглась. Селеста бросила нервный взгляд на его сжатый кулак.

— Твой компьютер?..

Он отмахнулся от ее вопроса рукой, на которую она смотрела, удовлетворенный, когда она вздрогнула.

— Несчастный случай.

Было ясно, что она ему не верит. Селеста провела пальцами по волосам и ничего не сказала.

— Что-то еще?

— Анна-Мария приезжает.

— Я знаю.

— Мама ее пригласила.

— Не сомневаюсь.

Женщины были такими коварными, предсказуемыми созданиями.

— Она знает, что сестра тебе не нравится.

— Все не так просто, — сказал он.

— Она тебе нравится?

— Думаю, тебе следует уйти.

Она поморщилась, но продолжала настаивать.

— Будь осторожен.

— Не читай мне лекций на темы, о которых ты ничего не знаешь.

— Я хочу знать. Чем ты занимался в Калифорнии?

— Ты слишком маленькая, чтобы понять.

— Я не маленькая. Я знаю, что ты убил ее и ты…

Он впечатал ее в стену.

— Это был ее выбор, черт бы тебя побрал. Ее, а не мой. Она знала правила так же хорошо, как и я, и это был ее ход; он стоил ей жизни.

Гэвин сделал паузу.

— Как я уже сказал, я не жду, что ты, ребенок, поймешь. А теперь иди. В свою комнату.

Селеста натянуто кивнула и ушла, чуть не плача.

Он ударил кулаком в то место, где она только что стояла. Кровь хлынула из его кожи, он поднес руку ко рту и закрыл глаза, сосредоточившись на вкусе меди, как будто он мог отвлечь.

* * *

Шли дни, и его ярость остыла до тихо закипающего гнева, его решимость сосредоточилась на одной мысли. Он начал планировать смерть Вэл.

О возвращении в Калифорнию так скоро не могло быть и речи, он это понимал. Гэвин сдерживал свое разочарование, позволяя ему разливаться вокруг. Однажды это разочарование завершит свою алхимическую трансформацию в месть. Когда этот день настанет, он будет наслаждаться ею.

В конце концов, нет никакого удовлетворения в убийстве того, кто уже наполовину мертв. Девушка с видео была бледной тенью той, что овладела им. Он будет ждать своего часа. В конце концов она ослабит бдительность, даже когда к ней вернутся силы.

Теперь время стало его союзником.

Он делал наброски. Играл в шахматы. Убивал минуты так, как умел только он один. Селеста иногда навещала его, но ненадолго. Не после их последней стычки. Он проводил большую часть своих часов в одиночестве, и это был его выбор.

Именно в один из таких дней Анна-Мария остановилась у его двери. Она не объявила о себе, но соблазнительный шелест дорогой ткани так же эффектно выдал ее присутствие.

Анна-Мария могла быть угрожающей. За женственной внешностью, которую она так старательно культивировала, она вся состояла из твердых граней и острых, кремнистых линий. Гэвин одним глазом следил за ней, когда она вошла в комнату, не спрашивая разрешения.

— Что ты рисуешь?

— То, что, такой обыватель, как ты, вряд ли смог бы оценить.

Она состроила недовольную гримасу.

— Оскорбление?

— Человек должен обладать способностью огорчаться, если его хотят оскорбить.

— Ты просто прекрасный собеседник, — он был рад услышать раздражение в ее голосе. Она гордилась своим самообладанием. Гэвин гордился своей способностью вывести ее из себя.

— Я ценю красоту там, где ее вижу.

— А я не могу?

— Ты слепа ко всему, что существует за рамкой зеркала в твоей спальне.

Она улыбнулась.

— Ты думаешь, я красивая?

— Я думаю, что ты глупая. — Он сделал черту углем на странице и поймал себя на том, что ему хочется, чтобы вместо этого было ее горло. — Где твой муж?

— Не здесь.

— Значит, он так быстро выполнил свою задачу?

— Он не мертв, — отрезала она, — хотя с тем же успехом мог бы быть. Я не позволяю ему прикасаться ко мне.

Гэвин усмехнулся.

— Как это прискорбно для него.

— О да. Меня забавляет видеть, как он потеет и