подхлестнет: «Уходи, такой-этакий, тридцать пятый, не путайся под ногами! Уходи, чтобы и духу твоего не было!» Взглянешь минут через десять на график — ага, понял машинист намек. Загнулась его кривая сразу вниз. Загнулась и уже выровнялась с остальными поездами. Нитка к нитке ложатся опять пути поездов.

А бывает, что не подхлестнуть машиниста надо, а придержать. Горячие машинисты больше всего марают график диспетчеру. Выйдет из Ленинграда — и ну гнать, ну гнать! Думаешь, он еще на перегоне где-нибудь, а он уже на станцию заскочил. Ловишь на станции — куда там, он уже дальше на перегон удрал. Ну, прикажешь следующей станции на запасный путь ему стрелку сделать. Он и влетит туда, как в ловушку. Выдержишь, какое полагается, время и пускаешь его дальше по расписанию. На графике линия у него, понятно, порченая получается — коверкает тебе линию такой поезд.

Многое тут от машиниста зависит. Хороший машинист ногами чувствует, как идет его поезд. У него уж не собьется со скорости паровоз. А если начнет сдавать машина хоть на полминуты, машинисту сразу ноги скажут. Рванет ручку регулятора — и уже выправил ход. Да мало, что выправил, а еще поддал пару в цилиндры, чтобы минута времени в запасе осталась. Настоящий машинист всегда минуту про запас держит. Ему и на часы глядеть не нужно. Если не чувствуешь своей машины — и часы тебя не выручат.

С хорошим машинистом приятно на паровозе проехаться. Особенно если скорый паровоз — буква «С» — или «Элька» — буква «Л».

Видели вы «Эльку»? Да ее и по голосу сразу узнаешь. Не гудок — оркестр. Восемьдесят километров в час, сто километров дает паровоз. В топке — рев, голову высунешь в окно — не то что фуражку волосы, кажется, с головы сорвет. А ход ровный, плавный, не рвет машина, не кидает. Машинист нацедит себе стаканчик чаю, примостит его на котел, к арматурному патрубку, — даже не расплещется чаек. Вот это ход!

Когда «Эльку» на график примешь — будто кто ножом полоснул по сетке. Глядеть любо!

«Элька» не всякие поезда водит. Под какой-нибудь товарно-пассажирский или хозяйственный ее не поставят. А случалось вам на «Красной стреле» ездить? Вот то «Элька».

Со скорыми поездами дело иметь диспетчеру — одно удовольствие. Эти не подведут. Даже если и задержится где-нибудь в пути скорый, за один перегон свое время наверстает. И машины у скорых первоклассные, и машинисты первого класса. А главное — чистая с ними работа. Каждая станция семафор перед ними наготове держит. Полтора часа — и скорый в Любани, к соседнему диспетчеру ушел.

А с другими поездами хлопот диспетчеру гораздо больше. Особенно с товарными.

V

Товарные поезда мы ночью вываливаем на линию — к ночи на линии попросторнее. И вываливаем мы их целыми пачками. Шестисотые номера — одна пачка, семисотые — другая. Девятисотые номера — третья пачка. А в каждом поезде до сотни вагонов. Чуть ли не с полкилометра каждый поезд.

Не всякий паровоз такую штуку вытянет. А вот «Щука» — буква «Щ» вытягивает. «Щука» — это наш тяжеловоз. Кричит «Щука» басом. Такой голос ей полагается по форме. А с виду это не очень крупный паровоз. И ходит не шибко — до «Эльки» ему далеко. Колеса у «Щуки», как зубы — мелкие, цепкие. «Элька» — та размашистым колесом берет. Повернет колесо — и сразу ушла вперед на полдесятка метров. А «Щука» не торопится, тяжело налегает колесом на рельсы и зато вон какую махину вытягивает.

Ползут товарные, кряхтят, протащатся пять-шесть перегонов и станут. Воды им надо подплеснуть в тендер, пар поднять до полного давления. И пока стоит товарный на станции, у диспетчера на графике целая ступенька вырастает. Чем больше минут простой, тем шире ступенька. Посмотришь после дежурства на график, а товарные поезда двадцать лестниц тебе начертили.

Хуже нет, если заминка на перегоне случится, когда товарные один другому в затылок идут. Начнут тормозить, останавливаться где попало пропадешь тут с ним. Станет какой-нибудь семисотый номер — тысяча тонн на колесах, — его потом с места не сдвинуть. Особенно зимою, в мороз. Чуть снежок припорошит ему колеса — смотришь, он уже к рельсам примерз. Поди отдирай его. Давай ему рабочих с лопатами, гони с соседней станции толкача.

Ничего не скажешь, хлопотливое дело товарные поезда по графику водить. Хлопотливое, а нужное. Без товарного поезда ни хлеба в города не доставишь, ни кирпича на новостройки, ни трактора в колхоз. Да и пассажирские поезда без товарных ходить бы не могли. Ведь уголь-то для буквы «С» и нефть для «Эльки» кто подвозит? Товарные.

Товарные поезда у настоящего диспетчера первое место занимать должны.

VI

Выходят все эти шестисотые, семисотые, девятисотые номера на линию ночью — с Сортировочной станции.

Когда едете поездом из Ленинграда, вы можете сами увидеть Сортировочную. Она тянется пять-шесть километров. Такая станция есть не только в Ленинграде, но и на каждом большом железнодорожном узле.

Пассажирские поезда на Сортировочной не останавливаются. Ни вокзала там не увидите, ни перронов — одно чистое поле. И в поле — рельсы. Словно плугом обходили поле да в каждую борозду рельсы клали — столько их там. И на всех рельсах стоят вагоны: сверху на крыши посмотреть — целый город.

Сортировочную станцию проще всего сравнить с мешком. С утра до вечера, с вечера до утра набивают ее гружеными вагонами. От каждого завода на Сортировочную проложены пути. Нагрузят на заводском дворе вагоны, навесят, как полагается, пломбы — и пошел вагон на Сортировочную.

А водят вагоны с заводских дворов на Сортировочную и обратно особые паровозы — «Овечки». Называются «Овечками» они потому, что у них буквы «Ов» на тендере. Ну уж крикливее паровоза нету! Прямо скажу: пронзительный голос у «Овечки»! Соберутся они на Сортировочной — и такой концерт зададут, что ушам больно. Хорошо, что станция за городом.

А был один раз случай. Переменили деповские рабочие на «Овечке» гудок то ли они для смеху это сделали, то ли по просьбе машиниста, любителя паровозной музыки. Но только прикрутили они «Овечке» такой гудок, какого никогда даже на «Эльке» не бывало. Прямо-таки хор. Потянет машинист за ручку — и запоет «Овечка» в три-четыре голоса. Думают на линии — это какой-нибудь новый сверхскорый паровозище валит, а это просто «Овечка» номер 31–47 по подъездным путям пробирается. Да еще самая старая «Овечка», выпуска 1901 года. Семенит она мелкими колесами и не своим голосом кричит.

На всей Сортировочной в этот день переполох был.

А другие «Овечки» ничем одна от другой не отличаются, только номера у них разные.

Юркие это паровозики! Они вагоны и соберут, и по путям их расставят, и