— Что с Гарри?

Он продолжал смотреть тяжелым взглядом.

— Отвечай!

— Беллатриса отдала тебя мне, — как-то очень спокойно сказал он, рассеянно обводя взглядом тюрьму.

Он, видимо, ждал ее реакции. Может быть, считал, что она заплачет, начнет метаться, оскорблять, но Гермиона, не издав ни звука, продолжала вжиматься в стену.

Вспомнилось, как она разбила ему нос.

Тогда у нее была палочка. Но главное, с ней были друзья.

Вспомнилось, как толкнула его однажды и как легко и не без удовольствия прилюдно высмеивала. Конечно, он это заслужил. Ведь он всего-навсего трусливый, нахальный белобрысый Малфой, который, чуть что, жаловался папочке. Она просто отвечала на его нападки и обидные прозвища, не так ли? Ведь это он назвал ее грязнокровкой. Он носил дурацкий значок, насмехался над бедностью Рона, снимал баллы с факультетов. Он…

Но тогда с ней были Гарри, и Рон, и профессор Дамблдор, который всегда был на их стороне. Теперь она одна. И не в школе.

Тогда она точно знала, что он не станет мстить за сломанный нос. Не потому, что струсит, не потому, что не сумеет придумать, как отыграться исподтишка, а потому что у него были какие-то свои принципы. Вот с Гойлом она бы не стала связываться.

Но потом он впустил Пожирателей в Хоргвартс. Он не помог ей, когда ее пытали у него на глазах. Станет ли он мстить за прошлые обиды сейчас? Ведь она мстила ему в школе. Почему он должен поступать иначе?

Гермиона набралась смелости и посмотрела Малфою в глаза, ожидая увидеть торжествующее высокомерие, но он отвел взгляд. Затем подошёл, снова обдав ароматом парфюма.

— Тебя переведут наверх. Будешь помогать эльфам, — коротко сказал он; нахмурился, отчего между бровей легла та же складка. Глаза смотрели напряженно и жёстко. Если бы не это, его запах показался бы даже умиротворяющим. — Только попробуй что-нибудь выкинуть.

========== Глава 3 ==========

Гермиона вошла с подносом в комнату Малфоя и увидела зеркало в старинной оправе с резьбой в виде свернувшихся в кольцо драконов. Зеркало было покрыто мутными пятнами, но даже в полутьме она разглядела свое отражение.

Гермиона вдруг ясно осознала, как плохо выглядит со спутанными волосами, завязанными в хвост, старом платье, пропахшем жареным луком, и огрубевшими руками. В зеркальном отражении блестел поднос с едой, который она держала.

Малфой, должно быть, ликовал. Если он хотел ее унизить, то не мог придумать лучше, чем отправить ее мыть тарелки на свою кухню.

С той встречи в подвале она не пересекалась с ним, только могла представить, как он злорадствует.

Гермиона ожидала, что однажды Малфой захочет ее увидеть, но все равно приказ отнести ему еду выбил ее из колеи. Она чувствовала, что не готова с ним встретиться, но выбора у нее не было. К тому же он мог, должен был, что-то знать о Гарри и Роне. И, возможно, в этом доме, в котором она могла ходить только из своей каморки на кухню, натыкаясь на двери, ведущие в никуда, он мог быть ее шансом на побег.

Возможно, он был ее единственным шансом.

Но ей все равно не хотелось видеть его.

Не в качестве его прислуги.

Не здесь, в этой прекрасно обставленной комнате, так отличающейся от той, где поселили ее.

Она перевела взгляд на малахитовый камин. Перед камином столик с бутылкой огневиски, у столика диван и кресла, обитые зеленым бархатом. На подлокотнике кресла лежала тонкая бледная кисть. На безымянном пальце тот же слизеринский перстень. Гермиона снова взглянула в зеркало и увидела в отражении его лицо. Он смотрел на нее долгую секунду, затем отвел взгляд.

Малфой делает вид, что ее здесь нет. Интересно, он сам позвал за ней или ее отправил домовик?

До чего странная фантастическая сцена, как из кошмарного сна на втором курсе, когда он впервые назвал ее грязнокровкой. Малфой сидел к ней спиной, развалившись в тяжелом кресле у полыхающего камина, в комнате большей, чем весь этаж ее дома, а она, лучшая ученица Хогвартса, стояла в дверях с подносом.

Он даже не думал с ней говорить. Даже оборачиваться к ней не думал. Кроме того ожидающего взгляда в мутном стекле, ничто не говорило, что он вообще ее заметил.

Гермиону захлестнули обида и злость хуже тех, которые переполняли ее, когда она драила его грязную посуду. Разве эльфы не сделали бы это лучше и быстрее с помощью магии?

Она почувствовала яркое желание бросить поднос на пол. Нет, отшвырнуть его! Неважно, что хорёк разозлится! Она, Гермиона Грейнджер, лучшая ученица, подруга избранного не должна прислуживать Малфою, папенькиному сыночку и трусу! Тому, кто пустил Пожирателей в Хогвартс!

Гермиона подняла поднос выше, но перед тем, как бросить его в сторону Малфоя, ее удержало какое-то неприятное чувство. Она остановилась в последний момент, но опуская поднос, потеряла равновесие, — и он упал под ноги.

Лязгнуло серебро.

Тарелки глухо ударились о пол и раскололись вдребезги.

Малфой вскочил.

— Грейнджер, ты больная! — заорал он.

На его лице сменялись эмоции. Он смотрел на нее, на погром на полу. Ей очень не нравилось то, что она видела. В его лице не было прежнего превосходства над другими, если не считать само его лицо, такое точеное и изящное, что становилось тошно. Во взгляде не сквозило былое высокомерие, нет, но в нем появилось отчаяние такое острое, жестокое и беспросветное, что она по-настоящему испугалась. Как будто с ударом подноса о пол она разбила его маску, которую видела в подвале. Там он был мужчиной, здесь — испуганный подросток. Что он мог сделать в состоянии отчаяния и страха?

— Я не специально, — сказала она на одном дыхании.

Он и так стоял от нее далеко, но отошел ещё дальше. За какие-то секунды на лицо вернулось спокойствие. Он нахмурился.

Гермионе пришлось сесть на пол, чтобы собрать осколки фарфора и еду. Малфой не смотрел на нее, когда она бросала на него взгляды.

Он был одет в черную рубашку и брюки, волосы зачесаны набок. Именно таким она видела его на шестом курсе. Но теперь он стал выше, и лицо его как-то неуловимо изменилось, из мальчишеского став мужским.

— Я сейчас принесу еще, — сказала она, собрав все с пола.

— Не надо, пусть принесет эльф.

Гермиона невольно засмеялась. Это был нервный смех, какого она сама от себя не