суслика из экспозиции о дикой степной жизни, быстро договорились. Инвесторов в Москве нашли. Все было на мази, настроение прекрасное, каталоги с виллами заваливали весь кухонный стол Антона, а тут Марченко — активист, заноза в заднице и так весомо взбудораженный повреждениями в своей любимой Хонде. И как результат — единственный несогласный в этой идеальной схеме. Протестовать приходил молча, стоял весь день, даже в дикий холод. Теперь не только, чтобы вынудить выбоину на Приозерной закатать, но и отстоять родной музей от закрытия и спасти рысь с дырявой каской.

Ну и когда выяснилось, что Марченко до кучи дипломированный эколог и выступает против разработки золотого рудника на местной горе Аулар, который якобы нанесет «непоправимый урон окружающей среде», уже никто не удивился. Семь бед — один ответ, а в каждом уважающем себя городе должна таки быть оппозиция.

Поначалу от Марченко все отмахивались и не придавали его протестам значения — ну постоит и уйдет. Но парень был молодым, горячим и упертым идеалистом. Он, по слухам, не только интересы чучел в музее отстаивал, за экологию ратовал и дорожно-коммунальным службам кровь пил, он еще и на несанкционированный митинг в поддержку гей-меньшинств народ подбивал. А кого там поддерживать? Из всех гей-меньшинств в Нижнепыжменске одна баба Маша, которая в своей квартире на первом этаже шторы вывесила радужного колера. Занималась, стало быть, пропагандой гомосексуализма. Вот к ней-то ОМОН и выехал. Шторы сорвали, бабку до инфаркта довели, на этом геи в Нижнепыжменске закончились. Ну, кроме пидораса Марченко. Почему пидораса? Поскольку от денег отказался, которые Антон ему предлагал, смирившись с тем, что в истории о прекрасном превращении гадкого города Нижнепыжменска в прекрасный процветающий дотационно-привлекательный центр появилась нехилая тыква в виде диссидента Марченко. Антон к нему всей душой. Сам пошел тому навстречу и привел в личной беседе весомые аргументы в денежном эквиваленте. Но был послан по матушке: Марченко денег не взял — гордость ученого бесценна, видите ли. Так и продолжал стоять молчаливым укором, взывая к высшей власти в лице мэра Леня, чтобы вмешалась и навела порядок.

К апофеозу этой истории Федор все-таки проснулся. К этому моменту уже вся общественность прознала, что мэрию осаждает одинокий гей-эколог-зоофил Всеволод Марченко. Некоторые сердобольные его подкармливали. Хотя основная масса предпочитала стоять поодаль и снимать на мобильный телефон. Даже телевизионщики приезжали, правда, не разобрались как следует, а может, перепутали, только в местных новостях вышел репортаж с душераздирающим сюжетом о внуке разведчика Яблочкина, у которого секс-меньшинства украли рысь, чем нарушили экологический баланс в области. Как бы то ни было, сюжет попал на Youtube, потом на главный новостной канал и вскоре дошел до самого президента, который поручил разбираться с ситуацией в Нижнепыжменске губернатору области. Губернатор, недолго думая, вызвал к себе утром Федю и наорал на него так, что тот внезапно проснулся. Вернулся в мэрию и вызвал к себе на ковер Антона для полного доклада.

— Пока ты спал, выбоину на Приозерной уже закатали. Сами жильцы и заделали, не дождались коммунальщиков. Проект торгового комплекса сорвался, — перечислял мрачный Антон. — Инвесторы, прослышав про скандал, бабки переводить отказались. Но это все цветочки. Сейчас на кону разработка рудника. Там на Ауларе американцы исследования с 2007 года проводили. Мы-то думали, что гора пустышка. Ан нет. Жила там не менее 30 миллионов тонн руды и 40, а то и 70 тонн чистого золота. Речь идет о крупнейшей международной инвестиционной программе за всю историю области, а тут экологи вылезли, во главе с этим… — Антон помрачнел еще больше, — Марченко. Опасаются, что в ходе эксплуатации цианид натрия, который используют при разработке, может привести к окислению близлежащего пресного озера.

— А оно может? — потер веки кулаками Федор.

— В этой жизни все может быть! — огрызнулся Антон, но все же пояснил: — Мы проект утвердили, не проведя исследования рисков для окружающей среды, на основании американских исследований, а местные теперь ставят их объективность под сомнение.

— И что? — перевел Федор взгляд на зама.

— И то… — Антон пододвинул к нему две толстые папки и понизил голос. — Это отчеты сразу двух независимых компаний. Очень независимых и очень дорогих… В них, естественно, сказано, что экологических угроз от разработки нет. Их надо показать Марченко и, похоже, придется тебе самому идти к нему и договариваться, — вздохнул Антон и выразительно посмотрел на портрет президента за спиной Феди.

— Да, правильно, — кивнул Федя и сладко зевнул. — А может, ты сходишь?

— Так я ходил уже! — ухмыльнулся Антон, испытывая существенную степень злорадства от того, что начальству в кои-то веки предстоит решить проблему самостоятельно. Он выразительно кивнул в сторону окна. — Ты плакат читал. Марченко тебя хочет.

Федор вздрогнул, потому что зам был одним из немногих, посвященных в небольшую, но весьма деликатную проблему мэра, которая делала последнее заявление Антона весьма двусмысленным.

— Может, не надо?! — не поверил в такую подлость от своего собственного зама Федор.

— Надо, Федя, надо! — ласково улыбнулся Антон. — Иначе тебе один-единственный ученый всю экономику в городе подорвет. Придешь к нему в его коммуналку, типа тебе не западло с обычным народом общаться. Чаю с ним попьешь, наобещаешь с три короба. Успокоишь таким образом общественность.

— А что, коммуналки до сих пор существуют? — не поверил Федор. И не к месту спохватился: — Слушай, а что я ему скажу?

Антон терпеливо разъяснил план:

— Не суть! Сейчас главное рудник. Надо, чтобы этот Марченко хоть недельку не светил, пока мы с инвесторами документы не подпишем. А там уж… — он пытливо взглянул на Федю, но тот уже задремал, уютно устроившись в своем роскошном кресле.

***

— Черт-те что! — пыхтел Федор, брезгливо топчась на придверном коврике у облезлой обгрызенной временем двери. Даже на кнопку звонка нажимать было стремно. Тем более что звонков было несколько, а таблички к ним стерты. Двое охранников молчаливо загораживали аршинными плечами белый свет пролетом ниже, а руку тяжелил пакет со всяким подарочным барахлом в виде блокнотов, ручек, календарей и прочего копеечного хлама с российскими гербами. Лень вздохнул и занес было палец над самой чистой