кожи вместе; он помнит до мельчайших подробностей, как создавал их — каждому новоиспечённому жрецу Юртруса необходимо пройти это испытание, чтобы завершить обучение и приступить к служению. Разведчики клана тогда очень кстати прикончили парочку эльфов, которым хватило глупости пройти охотничьими тропами — из их кожи Могрул перчатки и сшил. Белизна материала — важный фактор, это повторение божественного знака, но основа не обязана быть таковой: нехитрые порошки с серой в качестве главного ингредиента давно заменили жрецам муки с кропотливым выбором жертвы.

Руки тяжелеют — натуральная толстая кожа едва гнётся, особенно первое время, но он работает в них уже много лет. Могрул возвращается в зал и насчитывает четыре тела: один лежит на выточенном из цельной скалы каменном столе, ещё трое — где обычно, сложены в ряд на полу. Лишь у одного не вздымается грудь, и лежит он отдельно от остальных.

— Кладите этого на пол, — бросает Могрул столпившимся у выхода из пещеры воинам, и оцепенение, которое каждый ощущает на пороге храма Гниющего бога, вмиг с них спадает.

— Это вождь Согорим, глупый жрец! Прояви уважение!

— А это — стол для мертвецов, — низкий от злости голос разносит эхо; он с радостью исторгает из себя накопившийся яд, чтобы не остаться в долгу, и поднимает руки в белых перчатках на уровень глаз. — Впрочем, время покажет, достоин ли его вождь Согорим. А теперь — прочь пошли.

Они и не стремятся задерживаться в храме болезней и смерти. Перекошенные лица орков, на которых страх мешается с брезгливостью, привычно наполняют сердце решимостью, не смущает ни разница в росте, ни безоружность. Только в храме Могрул чувствует такую власть и беззастенчиво ею пользуется — всё-таки орки уважают только язык силы.

Молчание куда красноречивей слов окутывает его, давит, пытаясь ссутулить плечи, но Могрул слишком зол на воинов из-за того, что они нарушают простые правила их взаимного сосуществования — орочьих религиозных традиций! Впрочем, ничего особо страшного с точки зрения Юртруса Белорукого, не случилось, но на уступки, даже такие, сам жрец идти не намерен. Грани и без того слишком тонкие, и его Гниющий бог, как ни странно, тому виной.

Могрул поворачивается к вождю и рассматривает его с чисто научным интересом. Смерти не важно, кем ты был при жизни, вот и ему всё равно, кто оказался на его столе. Запах гниющей заживо плоти привычно наполняет воздух, и если бы не природная вентиляция, находиться в храме стало бы невыносимо. Пусть он привык к запахам испражнений и гнили, но для больного, ослабленного тела такая атмосфера точно не принесла бы пользы. Могрул бесцеремонно сжимает широкое запястье и чувствует учащённое сердечное биение; кожу даже через перчатки обжигает лихорадка. То же самое с двумя другими орками; обследовать мертвеца Могрул решает позже.

Тела обнажены — доспехи и оружие возвращаются клану, — поэтому Могрулу хорошо видно кровь и все повреждения. Он обходит вождя первым, раз уж тот так удобно лежит под рукой, и раскладывает необходимые зелья, мази и инструменты прямо над его головой. Какие-то раны знакомы — явно поработали не самым острым мечом, а скопившаяся грязь вовсе не привлекает внимание, — но некоторые вызывают сомнения: они рваные, хаотичные. На ногах он находит следы зубов, но отпечатки не характерны для животных — скорее люди или полуэльфы, судя по строению челюсти.

Некоторое время Могрул стоит в оцепенении, затем, нахмурив брови, осматривает раны двух других воинов, а следом — мертвеца. Повреждения схожи, и для опытного жреца уже яснее ясного, в какую переделку попал вождь со своим отрядом. Не теряя времени, Могрул чистит каждую рану, удаляет отмершую плоть, но трупная зараза явно попала в кровь почти сразу, а орки даже не поняли, что случилось, пока жар не подкосил. Типичный случай — но кто бы предостережения слушал! Он делает всё, что физически возможно, и лишь затем возносит молитву Гниющему — просьбу об исцелении.

Иногда бог отвечает, но его выбор всегда остаётся загадкой даже для Могрула. Крепкий воин может сгореть за одну ночь, а калека — встать на ноги. Иногда кажется, что божество смеётся над гордостью орков или пытается преподать какой-то урок, но им явно не хватает мозгов, чтобы понять мысли Гниющего. Однако факт остаётся фактом — никто не может на него повлиять или его задобрить.

«Гниющий бог страдает. Наверное, он потерял слух, вот и не слышит все молитвы… Мне жаль его».

На миг лицо Могрула смягчается, а сердце наполняется щемящим трепетом. В воспоминаниях возникает детское личико, искренние слёзы в глазах, когда он рассказывает об учении Юртруса. Тогда он посчитал сострадание к божеству какой-то блажью, глупостью, но теперь слова малого ребёнка полнятся невиданной мудростью и глубиной, которой Могрул всегда был лишён. Слишком многое взрослые привыкли усложнять, наполнять смыслом.

В смерти нет ничего необычного.

— Груумш!..

Стон тихий, требовательный, и Могрула передёргивает от одного упоминания другого божества в храме — пусть даже куда более могущественного. Каждая душа перед отходом хватается за свою веру, ищет поддержку — в награду за служение, — и только затем приходит осознание, что умирать всё же придётся в одиночестве.

— Не слышит он тебя здесь, вождь, — равнодушно констатирует Могрул, не отвлекаясь от сердечного ритма воина, который уже впал в бессознание. — Теперь Юртрус будет решать.

Орк тихо воет — обессиленный, озлобленный, испуганный. Каменный стол, на который его положили, точно не придаёт храбрости, но Согорим держится заметно лучше большинства его предшественников. Стены храма пропитаны предсмертными стонами и жгучей болью, плесень на них растёт жирная, будто питается хворями — и страхами.

Нет хуже участи для воина, чем умереть от болезни — постыдно, в горячке, в луже собственных испражнений, — поэтому последователи Груумша предпочитают избавлять несчастных от страданий и позора. Болезнь — это слабость, а слабые орки не могут воевать, приносить пользу. Это простое решение, но не когда племя переживает тяжёлые времена, как они сейчас.

Могрул знает, что люди севера наглеют и расширяют торговые маршруты за счёт исконных орочьих земель, люди-ящеры теснят их с топей Мерделейна, а люди с юга вынуждают развязать очередной конфликт. Орки, конечно, не могут пропустить столь бурное развитие событий и не воспользоваться слабым тылом Невервинтера, но вождь