Ведаму легко представить Лорда Подземелья совсем иным: с горделивой осанкой, с презрением во взгляде, верхом на белом жеребце посреди битвы… Или на высоком балконе бракадской Башни, рядом с такими же надменными Телванни.
Знал бы тот Тай по имени вождя троглодитов? Говорил бы тот Тай с простым капралом стражи как с равным? Думал ли тот Тай об общем благе?
Два черепа-шкатулки скалятся с маленькой полки на стене пещеры — вряд ли, Ведам Ормейн, ой как вряд ли.
— Ты… надолго? — вдруг спрашивает Тай, отвлекшись от наверняка важных подробностей. Спрашивает совсем иначе — и иначе улыбается ему Ведам.
«Так долго, как позволишь. Так долго, как захочешь. Навсегда»
— Капитан не ждёт меня до завтра.
Тай встаёт, неловко дёрнувшись всем искалеченным телом. Его плечи ассиметричны, но он подвижен, как ртуть — научился избегать боли, жить вопреки боли и назло ей. Жить — светить — солнцем Подземелья, и Ведам, не стесняясь, любуется им.
— Ещё бы чуть больше порезали — и троглодиты приняли бы меня за своего, — неловко усмехается Тай, встретив взгляд Ведама.
Тот молча ловит ладонь хана — великолепную, длиннопалую, сильную ладонь, пахнущую магией и чернилами. Касается губами сперва запястья — губы обжигает, будто разрядом молнии. Не торопясь, выцеловывает пальцы один за другим. Отрывается, чтобы поймать горячий взгляд и шепнуть, пряча в чужой ладони улыбку:
— Вряд ли. При всём моём уважении к троглодитам — вряд ли.
Тай хрипло смеётся. Упирается руками Ведаму в плечи — всё ещё укрытые сталью доспеха. Выдыхает нетерпеливо, пропускает пальцы в волосы, тянет на себя. Ведам всегда рад следовать этому безмолвному приказу — подставляет лицо, жадно ловит чужие настойчивые губы. Тай сегодня явно хочет вести, и сладкое предвкушение разливается у Ведама в животе.
— Раздевайся, — командует — не Тай, а Лорд Подземелья.
Ведам подчиняется, зная, как заводит Тая его покорность. Неторопливо снимает доспехи, наклоняется, стягивая тяжёлые сапоги… Тай застывает на постели, смотрит жадно — и под его взглядом Ведаму жарко, как под палящим летним солнцем.
— Там, в Бракаде, я бы сделал тебя моделью для титана, — шепчет Тай. — Совершенного. Идеального.
Ведаму неловко, лицо горит: ну в самом деле, нет в нём ничего особенного. Мер как мер… В отличие от самого Тая, словно сияющего ослепительным внутренним светом…
— Но живым ты мне нравишься больше, — признаётся хан, когда Ведам опускается с ним рядом на постель. — Живым и только моим.
Ведам рад доказывать делом — со словами он не особо ловок, — что жив. И только его, Тая — тут и говорить нечего, он давно уже очарован, опьянён, влюблён… Любит. И любим.
Солнце Ведама Ормейна восходит для него в Подземелье.