нескладного человека были живые и очень умные зеленые глаза, которые светились какой-то внутренней силой. Казалось, что они по чистой случайности попали к толстяку на лицо.

Этот мужчина был одет в кожаную куртку с длинными рукавами. По всей длине на ней виднелись нашитые металлические пластинки. Темные штаны из плотной ткани были заправлены в поношенные кожаные сапоги. Также стоит сказать про оружие, которое всегда было с этим человеком, сколько бы я не видел его в своих снах. На его поясе болтался одноручный топор с затейливой резьбой, изображающей какой-то замысловатый орнамент. Он чем-то напоминал скандинавские руны. Рядом с петлёй для топора находились ножны, из которых торчала костяная рукоятью ножа.

Толстяк разогнул спину, отрываясь от котелка с едой, развернулся и передал мне миску с какой-то непонятной кашей, в которой попадались редкие куски серого мяса. С первого взгляда показалось, что это свинина, но присмотревшись, я уже не был так уверен в этом. Здесь моя фантазия позорно капитулировала, оставляя меня наедине с порцией непонятной злаковой каши. Уж очень было интересно узнать каков вкус этого шедевра местной кухни. Ведь не мог же Толстяк с таким аппетитом уплетать какую-нибудь несъедобную гадость?

Толстяк с каким-то предвкушением стал наполнять свою тарелку во второй раз, пока я до сих пор ковырял первую порцию. Если не придавать значения деталям, выглядело это блюдо не слишком аппетитно. До ресторанного уровня нашему шеф-повару было как до Луны. Пешком. Но по-видимому его это не волновало, потому что Толстяк отправлял ложку за ложкой себе в рот. По его лицу было видно, что еда намного лучше на вкус, чем на вид.

Толстяк одновременно с пережевыванием пищи что-то говорил. Только вот звука голоса не было, только губы смешно открывались, превращая его в огромную рыбу, беззвучно разевающую свой рот. Когда-то пытался читать по губам, что пытаются говорить люди в моих снах, но очень быстро осознал тщетность этого занятия. Мне так не удалось понять ни одного слова, как бы я не старался этого сделать. То ли я такой неумеха, то ли язык, на котором разговаривали эти люди, сильно отличался от русского, да даже от того же английского.

Поле зрение резко изменилось, и я старательно заработал деревянной ложкой, пока моя плошка не опустела. После чего я сполоснул тарелку водой и убрал её в мешок, в котором находились все мои вещи. Сделал несколько глотков из кожаной фляги, которую повесил обратно на пояс, и сразу же поднялся на ноги. Изо дня в день ничего не менялось. Каждый новый сон был примерным отражением предыдущего, поэтому я досконально знал, что будет дальше. И сегодня не было исключением.

В дальнейшем последовали небольшие сборы. Мои руки сноровисто сложили спальное место, которое представляло собой два потрепанных шерстяных одеяла темно-синего цвета. Одно из них, то, что потолще, выступало в роли импровизированного матраса, а другое использовалось по своему прямому назначению — получался какой-то средневековый аналог спального мешка. Свернув одеяла в маленький тубус, я подхватил свой баул, прицепил к поясу одноручный меч, который владелец предварительно вытащил из ножен. Клинок сверкнул в лучах восходящего солнца, и с резким движением вернулся на свое место.

Закончив собирать вещи, я вылил остатки воды из маленького котелка, в котором обычно заваривали незнакомые мне травы, на почти потухший костер и отправился седлать лошадей.

Всего коней было десять. Эта работа всегда доставалась только одному человеку. Никто другой раньше меня сюда не приходил. Сколько бы раз я не закрывал глаза и не отправлялся в мир сновидений, обычно все было до зубного скрежета однообразно.

Последняя лошадь, к которой я подошёл была моя. Серая кобылка с умными карими глазами посмотрела на меня и помотала головой. Погладив её по шее, я дал ей небольшое яблоко, которое она с аппетитом съела. Отведя её ко всем остальным лошадям, я приступил к делу. Животное застыло, позволяя нацепить на себя седло. Как только я закончил цеплять свои вещи на лошадь, показались все остальные члены отряда, будто бы каким-то внутренним чувством определившие, что я закончил.

Уже давно я успел выучить каждого. Вот на двух гнедых жеребцов вскочили двое «арабов». Именно так про себя я решил называть этих двоих. Все из-за их внешности: смуглые с черными как смоль волосами, прямо исконные жители Аравийского полуострова, выходцы либо из Египта, либо из Ирана. Эти двое резко контрастировали на общем фоне, поэтому я решил начать именно с них. Слишком уж они сильно выделялись из всего отряда.

Большая часть отряда были светловолосые и неуловимо похожие друг на друга. Нехитрыми логическими умозаключениями я пришел к выводу, что эти шесть человек представители одного народа. Строение лица, привычки, жесты. Об этом говорило практически все. На их дочерна загорелых лицах очень хорошо выделялись ярко-голубые глаза. Среди всех них сильное выделялся только один. Про себя я окрестил его «Здоровяк». Ничего другого при взгляде на него в голове не возникало. Он словно айсберг возвышался над всеми нами, а с такой шириной плеч можно было спокойно выбивать дверные косяки. С собой этот громила постоянно носил огромный двуручный топор, который в его руках казался зубочисткой.

«Толстяка», думаю, ни с кем иным спутать было просто невозможно — он единственный из всех присутствующих мог похвастаться необъятным пузом, вместившим в себя ни одну бочку пива. Именно сейчас он встал рядом с конем, в мгновение ока оказавшись в седле. Что с его комплекцией вызвало только удивление. Такого проворства никогда не ждешь от человека его пропорций.

Последним, кто вышел к лошадям, был старый воин в потрепанном кожаном нагруднике, на котором выделялась россыпь железных заклепок. Под ним виднелся край длинной кольчуги, доходившей чуть ниже пояса. Воин отдал короткий приказ, и все оказались на конях, чтобы неспешно отправится в путь. Для меня это выглядело, как беззвучное открывание рта, после которого все резко подорвались. В голове я окрестил его «Главный».

Я с некой долей обреченности уставился вперед. Вдаль тянулась пыльная полоса дороги, петляющая между границами леса. Как мне надоела эта пыль, поднимающийся из-под копыт наших коней и закрывающий весь обзор. Мне почему-то всегда выпадала честь двигаться последним, поэтому я получал максимум удовольствия от всех радостей этой поездки. Со мной рядом иногда ехал Толстяк, но случалось это довольно редко. Сегодня он решил порадовать меня свои присутствием. Я кивнул в ответ на что-то сказанное Толстяком, что попеременно прикладывался к фляге и о чем-то