- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »
Кем вы станете без чужого обличья? Алан Брэдли
Перевод М. Вершовского
И как давно он наблюдает за мной? Я стоял здесь уже с четверть часа, безразлично переводя взгляд с маленьких мальчиков в матросских костюмчиках на их сестер в фартучках, глядя, как все они, под пристальным надзором целого батальона нянь и нескольких матерей, бродили, словно карликовые гиганты, подгоняя свои игрушечные кораблики, сгрудившиеся в Серпентайне[1]. Дунул внезапный ветерок, закруживший опавшие листья и принесший едва ощутимую прохладу в этот идиллический день ранней осени. Я поежился и поднял воротник, волоски на моей шее вздыбились. Точнее было бы сказать, что поднятый воротник заставил их улечься на место, но оттого, что до этого момента я не чувствовал своих стоявших дыбом волос, мне стало еще больше не по себе. Может быть, это произошло потому, что на прошлой неделе я присутствовал на демонстрации профессора Малабара в «Палладиуме». Его необъяснимые контакты с невидимым миром заткнули рты даже самым ярым скептикам, к которым я, уж можете мне поверить, никогда не относился. Должен признаться, что я всегда верил в теорию о том, что из глаз смотрящего исходит некая сила, улавливаемая еще не открытой наукой чувствительной точкой на шее человека, за которым наблюдают, — феномен, который, я убежден, вызван особыми свойствами магнетизма, принципы которого нами еще не вполне осознаны. Короче говоря, я знал, что на меня внимательно смотрят, — факт, сам по себе, не обязательно неприятный. Что, если на меня положила глаз одна из аккуратно одетых нянечек? Хотя ныне я более консервативен, чем прежде, я прекрасно знаю, что выгляжу все еще весьма внушительно. Во всяком случае, когда сам этого хочу. Я медленно повернулся, стараясь, чтобы мой взгляд скользил поверх голов гувернанток, и, завершив свой сканирующий полукруг, убедился, что все они заняты либо болтовней, либо чтением. Тогда я стал изучать их более пристально, обратив особое внимание на ту, что сидела одна на скамейке, склонив голову словно в безмолвной молитве. Именно в тот момент я его и увидел: за лебедями, за игрушечной подводной лодкой. Он тихо сидел на скамейке, сложив ладони на животе, его полированные туфли составляли идеальный прямой угол с гравийной дорожкой. Адвокатский секретарь, подумал было я, хотя его аскетическая худоба никак не стыковалась с юриспруденцией. Сам он явно хотел остаться незамеченным (будучи мастером этого искусства, я сразу это понял), но его взгляд — на удивление пронзительный — был взглядом орла: жестким, холодным, объективным. Внезапно, к ужасу своему, я почувствовал, как ноги сами несут меня по направлению к незнакомцу и его скамейке, словно он призывал меня каким-то неведомым оккультным устройством. Еще мгновение, и я… стоял перед ним. — Чудесный день, — сказал он голосом, вполне подходящим для шекспировской сцены, однако, при всей его глубине, слегка искусственным. Помолчав, он добавил: — После дождя всегда особенно остро чувствуешь запах города. Я вежливо улыбнулся. Все мои инстинкты умоляли меня не затевать разговора с этим словоохотливым незнакомцем. Он подвинулся, прикоснувшись к деревянному сиденью длинными пальцами. — Садитесь, прошу вас, — сказал он, и я подчинился. Я достал портсигар, вынул сигарету и похлопал по карманам брюк в поисках спичек. Словно по волшебству спичка «Люцифер»[2] зажглась в его руке, и он дал мне прикурить. Я протянул портсигар ему, но он вежливо отказался. В осеннем воздухе повисла струйка дыма. — Похоже, вы пытаетесь избавиться от этой вредной привычки? Должно быть, я выглядел совершенно ошарашенным. — Запах бергамота[3], — произнес он. — В Америке это называют «чай осуиго»; там его отвар пьют исключительно ради удовольствия. Бывали в Америке? — Не был давно, — сказал я. — А… — Он кивнул. — Так я и думал. — Похоже, вы очень наблюдательный человек, — рискнул заметить я. — Стараюсь поддерживать форму, — сказал он, — хотя это уже не так легко, как в молодости. Странно, не правда ли, что, по мере того как прибывает опыт, чувства словно притупляются? Их нужно тренировать, играя ими, как этот паренек, Ким. Из Киплинга. Вам нравится Киплинг? У меня возник соблазн ответить хриплым голосом старого хрыча: «Не знаю, я и в Киплинге давненько не бывал», — но что-то подсказывало мне (опять это странное чувство!), что с ним шутить подобным образом не стоит. — Читал, но очень давно, — сказал я. — Киплинг. Исключительный писатель. Интересно, не так ли, что близорукий человек столь красочно описывает именно это чувство? — Вероятно, компенсация, — предположил я. — Ха! Да вы психиатр! И последователь Фрейда! Черт бы его побрал. Через минуту он попросит меня вытащить карту и скажет мне телефонный номер моей тети. Я сделал легкий кивок. — Так я и думал, — сказал он. — По вашим туфлям я понял, что вы бывали в Вене. Подошвы герра Штокингера не спутать ни с какими другими. Я повернулся и впервые рассмотрел этого человека с головы до ног. Тесный пиджак, потертые брюки, открытый воротник рубахи, красный шарф вокруг шеи, а на голове — кондукторская фуражка с номером 309 на медной бляхе. Рабочий? Нет, староват для такого занятия, подумал я. Скорее кто-то, кто хотел бы выдать себя за работягу. Возможно, детектив страховой компании? При одной мысли об этом мое сердце похолодело. — Должно быть, частенько сюда наведываетесь? — спросил я, принимая правила его игры. — Угадываете профессию незнакомцев… Развлекаетесь понемногу? Его брови чуточку приподнялись. — Развлечение? На поле жизненной битвы нет места развлечениям, мистер… — Де Воорс, — сказал я, произнеся первое, что пришло в голову. — А! Де Воорс. Следовательно, голландец. Это был не столько вопрос, сколько утверждение — словно он проверял по пунктам какой-то невидимый список. — Да, — сказал я. — По происхождению. — Говорите по-голландски? — Нет. — Как я и думал. Лабиальные звуки у вас формируются иначе. — Послушайте, мистер… — Монтегю, — сказал он, обхватив мою руку в самом сердечном рукопожатии. Но почему у меня возникло чувство, что он одновременно прощупывает пальцем мой пульс? — Сэмюэл Монтегю. Рад познакомиться с вами. Искренне рад. Он приложил два пальца к козырьку фуражки, словно отдавая мне честь. — Вы не ответили на мой вопрос, мистер Монтегю, — сказал я. — Так часто вы сюда наведываетесь, чтобы понаблюдать? — Парки нашей столицы просто подталкивают мысль, — сказал он. — К тому же обилие зелени
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »