пальцами рубашку. В ее глазах читался вызов. — Но если это единственное, что тебя интересует, то я ухожу.

Дарклинг на мгновение замер, пораженный. Он, самый сильный гриш в мире, древний, проживший не одну сотню лет, оказался в ступоре из-за семнадцатилетней девчонки. Не в первый раз она застала его врасплох. И, признаться честно, он надеялся, что и не в последний.

— Мне вдруг стало интересно, — пробормотал он, пока его глаза изучали каждую частичку ее обнаженной кожи, а мозг усиленно пытался осознать, что только что произошло. — Если я продолжу тебя спрашивать, ты снимешь брюки?

На секунду он испугался (он, Дарклинг, Черный Еретик — испугался), что Алина просто соберет свои вещи и уйдет, но вместо этого она фыркнула, заметно расслабившись.

— Можешь попробовать, но мне не хотелось бы делать за тебя всю работу.

Этого оказалось достаточно, чтобы сломать повисшее напряжение. Расценив последние слова как приглашение, Дарклинг сократил разделяющее их расстояние и в одно движение стянул с заклинательницы Солнца брюки, задержавшись внизу, чтобы поцеловать ее в живот. Алина рвано вздохнула и вцепилась ему в плечи. Оставаясь стоять на коленях, Дарклинг положил ладони на бедра девушки и снова поцеловал ее, то спускаясь ниже, то поднимаясь выше, словно не мог решить, куда хочет пойти в первую очередь. От его горячего дыхания ее кожа покрылась мурашками.

Через их связь он почувствовал ее желание, безмолвную мольбу не останавливаться. Намереваясь немного ее помучить, Дарклинг отстранился и посмотрел на нее, снизу вверх. Белые волосы сияли в полумраке комнаты, точно нимб. С ошейником и браслетом из чешуек она как никогда походила на святую, спустившуюся на землю в ответ на его молитвы.

— Вы только посмотрите, — хриплым голосом (виной чему, с удовлетворением отметил Дарклинг, был он сам) пробормотала Алина. — Заклинатель Теней на коленях перед заклинательницей Солнца.

— Я предлагал тебе трон. Неужто тебя удивляет, что я преклоняюсь перед тобой?

— Опять лишние слова.

Дарклинг так резко вскочил на ноги, что девушка испуганно вздрогнула. Он запечатлел у нее на губах долгий поцелуй, прежде чем поднять легкое тело вверх, заставляя ее обхватить ногами его талию. Он осторожно прикоснулся губами к возникшей перед лицом груди, насладился стоном Алины, когда он легонько прикусил сосок. Девушка зарылась пальцами ему в волосы, впилась ногтями в кожу головы.

Крепко ее удерживая, он преодолел оставшееся до кровати расстояние и аккуратно положил ее. С белоснежной кожей и светлыми волосами она казалась призраком на фоне темных простыней, ярчайшей звездой на ночном небе. Алина покрывала его шею ответными поцелуями, пока он избавлялся от брюк.

— Скажи мне, Алина, твой принц уже завладел тобой? — спросил Дарклинг, навесая над ней. — Приходила ли ты к нему так же, как пришла сейчас ко мне?

— Тебе бы этого хотелось, не так ли? — Алина провела кончиком языка по его коже, вырисовывая невидимые символы. — Ведь если я ему отдалась, то его это дает тебе очередной повод его ненавидеть и желать ему смерти; уничтожить за то, что он посмел коснуться меня?

Дарклинг застыл от осознания правоты ее слов. Как хорошо она его знала. Как точно предвидела, о чем он думал.

Скажи, что ты была с ним или со следопытом, и я убью их самым мучительным способом. Скажи, что умоляла его провести с тобой ночь, и я заставлю тебя пожалеть об этом.

На мгновение он был уверен, что Алина признается в связи с отказником, но затем она обхватила его лицо ладонями, нежно провела пальцами по бровям, носу, заостренным скулам, и его затопило чувство, название которому он практически забыл.

— Только ты, — прошептала Алина, внимательно смотря ему в глазах, выжидая, когда он поймет смысл ее слов, когда поверит в их искренность. — Мне нужен только ты.

С гортанным рычанием Дарклинг впился ей в губы. И лишь когда воздух практически заискрился от повисшего в нем напряжения, он медленно вошел в нее.

Дарклинг не помнил, сколько ему было лет, и уж точно не смог бы сказать точно, со сколькими он разделял длинные ночи: с кем-то — ради определенной цели, с кем-то — чтобы не сойти с ума от всепоглощающего одиночества. Иногда он позволял себе представить, что в этот раз все будет иначе, что с ним сейчас не гриш и не отказник, а его заклинательница Солнца. Однако наступало утро, и вместе с ночью оно прогоняло его идиотские фантазии о том, в чем он нуждался больше всего.

Но сегодня все было иначе, пусть Дарклинг и не мог окончательно поверить в то, что она не исчезнет, не разлетится, как звездная пыль, едва он кончит. Он двигался медленно и умеренно, боясь причинить ей боль, но с каждым разом, когда она называла его имя — его настоящее имя, а не титул, который он сам себе выбрал — сдерживаться было все труднее. Она впилась короткими ногтями в его плечи, надавила пяткой на позвоночник, позволяя ускориться. Дарклинг слышал ее прерывистое тяжелое дыхание, видел затуманенные глаза и понимал, что она близка. Он поцеловал ее, снова, и снова, пока не ощутил, что она пытается что-то сказать. Алина пробормотала что-то неразборчивое, не открывая глаз.

— Что?

Алина открыла глаза и посмотрела на него на удивление ясно. Она переместила ладонь с его плеча на щеку, так что пальцы разбросались веером от уха до кончика губ.

— Скажи, что ты любишь меня, — прошептала Алина, рвано хватая ртом воздух. Каждое слово сопровождалось паузой, словно ей было трудно составлять предложения. — Скажи, что тебе нужна я, а не моя сила.

— Я люблю тебя, — покорно сказал Дарклинг.

Вторая просьба осталась проигнорированной: Алина выгнулась дугой, кончая с единственным словом на устах: Александр. После нескольких толчков Дарклинг последовал за ней.

Позже, когда сердце перестало так бешено стучать, а Алина тихо сопела, уткнувшись ему в грудь, Дарклинг думал над ее словами и постепенно осознавал, что если она снова его об этом спросит, то ответ ей может не понравиться…

***

Дарклинг не мог сказать точно, сколько так лежал, глядя на спящую Алину, когда раздался тихий стук в дверь. Его взгляд метнулся от двери к девушке, проверяя, не разбудил ли ее шум, но все говорило о том, что ее сон не могла прервать такая мелочь, как незваный гость. Белые волосы разметались по черной подушке, как выпавший на чернильное пятно снег. Одну ладошку она засунула