Дверь в сенях хлопнула, и мать, прислушиваясь, сразу замолчала и перестала пилить Местятку. А-то: женись, да женись!

   Вошёл Годобрат, Местяткин вуй, брат матери.

   Мать засуетилась, с улицы пришёл отец, сели вечерять.

   Годобрат рассказывал, что был в городе, говяда купил. Говяд мычал под окном, подтверждая сказанное. Ещё рассказывал, что разбойника Невзора поймали и в железные юзы заковали. Местятка на лавке растянулся, стал задрёмывать. А Годобрат рассказывал, что в Ряпном новый поп: осанистый, да окладистый. Что от его соседа Уйки домовой ушёл, не сошлись характерами. Теперь в доме Уйки сплошной разлад. Что в Чернигоге большое купище, где он говяда и купил. А вот до дома дойти с купища не успел, поэтому и зашёл на ночлег к сестре. А вот половецкая княжна здесь в деревне останавливаться не стала, а поехала до Ряпного.

   - Что за княжна? - спросила мать.

   - Улу-хани, едет замуж. Может в Киев, а может в сам Курск.

   - А что в Курске-то? - удивилась мать.

   - Там удалой князь Бык-Бур Яробуд давно жениться готов.

   - А какая она, княжна? - спросил, зевая, Местятка.

   Годобрат задумался. Он улу-хани не видел. Сам поезд половецкий на дороге далеко стоял. К Годобрату подъехал начальник ханской охраны, дорогу спросить. Княжна в это время в носилках сидела, за занавесочкой. Но признаваться в этом не хотелось.

   - Она такая, - Годобрат повёл рукой над своим грузным телом, рисуя заманчивые изгибы. - В волосах цветок, губы, что ягоды, сочные, приоткрытые. Тело блестит, как маслом мазано. Укрыта одёжей такой лёгкой, такой невесомой. Не наша одёжа. Вся как насквозь видна.

   - А под одёжей? - хрипло спросил Местятка.

   - О! - воодушевился Годобрат. - Там перси ходят, ходят, так и ходят.

   - О, замолол ты, брат, языком, - сказал мать. - Наговорил, словно у ней персей, что пальцев на руке.

   - А может и так. Может у них всё не так, как у вас, у наших баб? Может у неё больше?

   Это было последней каплей, завершившей фантазии Местятки.

   - Ух ты! - сказал он. - Вот, мать, на ком я женюсь. На княжне половецкой.

   Он решительно встал, взял верёвку, котомку, сунул хлеба кусок, луковицу и шагнул за порог.

   - Ты куда? - крикнула мать. - Отец, да останови ты его. Куда он в ночь?

   Но, отец уже спал.

   Местятка вывел из сарайки лошадь, запрыгнул на неё и хлестанул верёвкой. Лошадь, ещё не проснувшись, смотрела ошалело, но потом подумала, что Местятка дурной, и связываться с ним себе дороже. Поэтому вяло пошла со двора в надежде, что доспит по пути, на ходу.

   Мать покричала вдогонку, а Годобрат сказал:

   - Да пусть поездит, голову остудит. Что ему будет?

  Мать какое-то время ворочалась. Муж её с водяным не ладит, не там мрежи ставит. Водяной грозил, а муж его побил пару раз. Вдруг Местятка решит напрямки, через брод. Не отомстил бы водяной дитятке за отца.

   Но, лошадь тащилась по дороге, а Местятка представлял, как он покорит сердце половецкой царевны. Потом до него дошло, что приедет он в Ряпное пыльный, потный, некрасивый. И выставит его девица всем жителям села на посмешище. Нет, решил Местятка. Он должен красавицу встретить на дроге так, чтобы она сразу в него влюбилась. Для этого поезд царевны надо обогнать, привести себя в порядок и уже так ждать свою суженую.

   Тогда Местятка в яруги свернул. Только погнал через заросли, крик:

   - Стой! Скидавай сапоги!

   Лошадь подумала, что Местятка босой, а у неё сапог отродясь не было, и останавливаться не стала. Но крик повторился:

   - Стой! А то уши обрежу.

   Уши у лошади были, она встала.

   - Да кто ты такой? - вскинулся Местятка оглядываясь. В свете утренних звёзд углядел, сидит на склоне яружный, хозяин оврагов.

   - Здравствуй, хозяин всех щелей земных. Что тебе надобно?

   - Скидавай сапоги! - грозно повторил яружный.

   - Так нет у меня сапог. И отродясь не было, - почесал в затылке Местятка и для убедительности помахал в воздухе босыми пятками. - А мне бы сапоги сейчас ох как пригодились. Жениться еду на улу-хани. Она поездом свадебным с дарами едет. И мамка жениться велит.

   Яружный от души расхохотался:

   - Во повеселил! Улу-хани за тебя? Мамка велела? А если я тебе дам сапоги?

   - Да откуда же у тебя сапоги. Коли ты их сам просишь.

   Яружный поднялся. Гордо выпрямился.

   - Люблю я сапоги. Собираю их. Пошли.

   И зашагал вглубь оврага, Местятка на лошади за ним. В какой-то момент встали, и яружный прямо из стенки, из земли стал тянуть сапоги парами. Натаскал пар восемь, остановился.

   - Хватит, хватит, - сказал себе под нос.

   Местятка выбрал одни, сафьяновые. Но всё вертел в руках.

   - Что тебе не так? - недовольно спросил яружный.

   - А нет таких же, но чтобы сафьян зелен? Да и эти, вот смотри: пяты - шилом, носы - востры. Подборы такие высокие, что под пятой воробей пролетит, а около носа хоть яйцо кати.

   - А! - понял яружный. - Сапогов ты никогда не носил?

   Местятка вздохнул и признался:

   - Не носил.

   - И не носи, - просто сказал яружный. - Ты их пока вози у седла, а перед свиданьицем - надень. И не ходи в них. На лошади сиди в них или на лавке.

   Местятка поблагодарил, перевязал сапоги, бросил через седло, сам сел на лошадь и поскакал. Лошадь пошевелила ушами - уши на месте. Она вздохнула свободно и рванула во весь опор.

   Поскакали полем. И тут, то ли дорога зашлась на четыре стороны, то ли несколько дорожек пересеклись. Короче, путь расходится в четыре стороны: направо, направо и чуть