думать – чем ярче разгорались его мысли, тем сильнее блестела цепь, в невидимом мире жгущая так, как сильмарилли жгли плоть в мире под звездами – и не было этому конца, потому что тело его было бессмертно.

Вот как они поймали его – и вот как сторожили. Лед или пламя – предлагали они. Или можешь выбрать оба, нам ничего для тебя не жаль.

Но если думать украдкой и злиться вполсилы, если забыть об обидах, если стать кротким, как эльфийская дева, прячущая кинжал за поясом, то можно терпеть это молча.

И Мелькор сочинил ответ, слово за словом, как кузнец кует кольчугу:

«Любезнейший Саурон Готхаур,

Я знаю, ты предпочитаешь это имя, данное эльфами, восхищенными твоей наружностью и твоим характером! Позволь мне поблагодарить тебя за письмо – недаром говорят, что верный друг познается в беде. Мне весьма интересно узнать о том, что творится в Арде – здесь, за ее пределами, довольно скучно.

Люди, которых ты соблазнил, кажутся материалом, удобным в обработке – они податливы, как глина. Увы, люди столь же непрочны, и даже обжиг не предает им крепости. Что ты собираешься делать с ними, отравленными твоим ядом? Помнится, я пытался добиться от них какого-то толку, но они, даже умирая, шепчут о Манве и эльфах с серебристыми волосами. Те же, кто не готов на геройство, мало отличаются от орков, разве что пользы меньше – после смерти они исчезают, как дым и нет их, словно не было никогда.

Тем не менее, я далек от того, чтобы ставить под вопрос мудрость твоих планов – лишь сообщаю о мыслях, пришедших в голову на досуге.

Твой бывший учитель,

Мелькор»

3. Саурон

В том мире извечной ночи, в которой жил Саурон в последнее время, развлечений было не так уж много. Да, перед ним открывались бесконечные возможности, но все вокруг утратило краски. Он знал, что сам виноват в своем падении. В том поражении, что не могли нанести ему ни мечи, ни стрелы врагов, ни хитросплетения лжи, ни подвиги храбрых, ни предательства подлых. Он сам загнал себя в яму и сейчас лишь пожинал плоды своей слабости. Так было всегда – слабый был обречен на падение. И у него – Гортхаура Жестокого, Аннатара Лучезарного, Саурона Чародея – не хватило сил победить самого себя. Его предало его собственное бьющееся сердце.

И потому лишь в словах того, кто был ныне невидим для самых зорких глаз, находил он отраду. Саурон бы сам себе не признался, как важна для него эта связь.

И сквозь границы бытия направил он свое второе послание.

«О, Благоразумнейший!

Не говори мне об эльфах! Об этих ничтожных предателях, кичащихся собственным бессмертием и, если можно так выразиться, мудростью. Упоенные этим, сердцами они куда слабее людей. Они не боятся гибели, ибо знают, что обречены вернуться, и потому жизнь свою ценят куда как меньше. Сим говорю – весь их род я проклинаю.

Что до людей… то Эру Илуватар в мудрости своей наделил их поистине драгоценным даром, который также стал их главным проклятьем. Ибо смертны они. И этот тот молот, которым можно ковать из их душ все, что угодно. Можно сказать, то был дар Илуватара – мне. Люди смотрят на проклятых эльдар, и сердца их наполняются восхищением. Но стоит им присмотреться поближе, и в блеске этом они начинают видеть подвох. Почему – вопрошают они – эти существа столь великолепны, столь сияющи – и столь бессмертны? Да, люди хрупки, но эльфы в гордыне своей не видят, что смертность дает их жизни смысл, их помыслам - жажду познания, мести и борьбы, а рукам их – силу. О, я знаю, ты тоже встречался с людьми, и, быть может, ты понимаешь, как можно извратить благородство их сердец, как можно гордость обратить в непреклонность, а разуменье – в обман.

Впрочем, это не то чтобы планы… Ибо все, что творится пока, происходит почти само собой. Я тоже в пучине тьмы, хоть и скажешь ты, о Несчастнейший, что мука твоя несравнима ни с чьей. Впрочем, это же не соревнование, верно?

Что ты хочешь узнать? Я поведаю все, здесь хватает… посланцев.

Остаюсь твоим учеником даже в сложном деле скорби по самому себе,

Тот, кого проклятый народ прозвал Сауроном Гортхауром.»

4. Мелькор

«О Саурон Гортхаур,

Тот, кого эльфы назвали Морготом, приветствует тебя. Приятно услышать вновь от тебя соображения об эльфах и людях, которые я высказывал тебе ранее. Я вижу, как ценишь ты мое одобрение и постараюсь разделить с тобою твою скорбь о самом себе – нелегкое дело и ему мне придется учиться. В чем могу я тебе посочувствовать? Чем утешить?

Быть может, сердце твое разбито неверностью эльфа, этого жалкого ничтожества, чей род ты проклинаешь? Не ради него ли сковал ты чудное кольцо, которое я видел на твоем персте? Воистину, мудр тот, кто вкладывает свои силы в оружие, тем самым преумножая их.

Расскажи мне все, что пожелаешь – я здесь один, и любое послание из мира, которому ты стал хозяином, будет мне в радость.

И я не могу назвать себя несчастнейшим, пока есть у меня столь преданные слуги и столь способные ученики.

Мелькор»

5. Саурон

«О, Сочувствующий!

История моего падения слишком глупа, чтобы я так легко мог ее рассказать. Я был слаб, я был проклят, я был влюблен. Говорят, что это все – благодатная почва для подвига, но увы мне, я был обманут и предан.

Что до кольца… Да, ты прав – в него заключил я часть своей силы, и оно рано или поздно погубит тех, кто встанет на моем пути. Ибо заключенная в нем способность повелевать чужим разумом, порабощать его, велика.

Но не будем об этом, ибо это дела грядущих времен. Ныне же я, не поверишь, пленник. Король Нуменора пленил меня, отвез меня на свой остров и держит поближе к себе, ибо думает, что так я беззащитней и всегда у него на виду. Думаю, ты догадываешься, что это значит и для него, и для меня. Ибо даже если сердце мое обратилось в сухую пыль, уста все еще источают мед. Не подумай, что я похваляюсь, я лишь описываю все так, как оно происходит. Ар-Фаразон, великий Король, не раб мне и даже не слуга. Но воля его становится моею волей, и когда эта глина окончательно размякнет, я слеплю из нее то, что посчитаю нужным. Останется лишь одна проблема – что мне именно нужно, я не успел сочинить. Быть может, с обретением средства, появится и цель? Я не знаю. Я участвовал в войнах, я вел войска. Я знавал мирный труд и счастье познания. Я хотел бы владеть всем миром… Или уже ни к чему это. Я не знаю.

За сим я прощаюсь.