========== Тяжело в учении ==========

Роше опасался, что эльфский ребенок будет расти так медленно, что, когда сам он уже будет лежать на смертном одре, тот только-только выйдет из пеленок и выучит слова «папа», «дх’оине» и «Темерия». Зачем тому, кто собирался прожить на этом свете несколько сотен лет, взрослеть слишком быстро? Может быть, за первые пятьдесят они только-только осваивались в этой жизни, в то время, как у человеческих детей на это было отпущено всего лет десять при лучшем раскладе.

Но опасения его не оправдались. Иан рос, пожалуй, даже быстрее, чем его свестники-дх’оине, и к годовалому возрасту уже выучился вполне уверенно ходить и начинал осваивать умение вести светские беседы. Лилана, его кормилица, объяснила регенту, что так происходит из-за того, что для эльфов наоборот необходимо повзрослеть и обрести сознание гораздо быстрее, чем для других рас. Они, создания с неутолимой тягой к познанию и исключительным разумом, всегда стремились применять время с пользой, а не для того, чтобы лежать в люльке и пускать пузыри. Роше не очень-то верил в исключительный эльфский разум, но, видя, как из маленького вечно орущего бессмысленного накера Иан превращается в настоящую личность, испытывал непередаваемую гордость.

Была только одна существенная проблема — Иорвет, который за все это время не проявлял особого интереса к сыну, завидев в нем зачатки того самого исключительного разума, принялся наконец за воспитание всерьез. Он разговаривал с Ианом, как со взрослым, и, конечно, исключительно на Старшей Речи. Все другие же вокруг, включая Роше, Лилану и Анаис, крайне серьезно подошедшую к роли старшей сестры, говорили на Всеобщем языке. И, конечно, это привело к тому, что связной речь Иана никак не хотела становиться. Он, бедолага, просто путался в том, на каком языке ему говорить, переставлял местами слова и даже буквы, и в результате в голове его царила безнадежная мешанина.

— Какой-то он глупый, — со вздохом доброго лекаря, объявляющего, что пациент безнадежен, сказала как-то Анаис, когда сидела во внутреннем саду дворца, и Иан, уверенно рассекая по дорожке, притащил ей большой желтый цветок и ангажировал свой подарок очередной малопонятной фразой.

— Он не глупый, моя королева, — обиделся за Иана Роше, подхватывая стремящегося навернуться со ступенек ребенка на руки, — просто он пока не понимает, как выразить то, что хочет всем сообщить.

Анаис неожиданно ревниво надула губки и фыркнула.

— Ты просто слишком его обожаешь, Роше, — ответила она с достоинством.

Вернон покачал головой, воюя с рвущимся на свободу вольным эльфом, но, конечно, она была права. Он души не чаял в Иане. Этот нежданный подарок судьбы пробрался в его сердце сразу же, как появился, и занял в нем совершенно особое место. Роше прекрасно осознавал, что Иан ему не сын, что привязываться к нему слишком сильно — неправильно и несправедливо. Но поначалу он решил, что просто компенсирует мальчику отсутствие интереса его родного папаши, а потом просто перестал об этом задумываться. Все было, как было, и оправдываться за то, что любил того, кого растил с пеленок, кому выбрал имя, и кто смотрел на него с таким всепоглощающим доверием, тянулся и так часто засыпал, устроив голову на плече, Роше не собирался. Да и кто спрашивал?

— Ему не место во дворце, — однажды авторитетно заявил Иорвет, когда поздним вечером они сидели на постели Роше, и Вернон был настроен на что угодно, только не на разговоры о воспитании детей, — здесь из него не вырастет достойный сын Старшего народа.

— А где ему место? — Роше, пойманный на моменте, когда собирался обнять Иорвета за плечи, отстранился и со вздохом оперся спиной на подушку, — в лесу? Или при дворе Франциски — там-то из него точно вырастет нечто достойное, будь уверен.

Иорвет, хмурясь, сидел, скрестив ноги, и не глядя на Роше.

— Ладно, допустим, не в лесу, — не могло не радовать, что с тех пор, как они впервые встретились, и до этого дня в Иорвете медленно и почти незаметно прорастала способность признавать свои ошибки. Роше старался не дышать над этими его моментами просветления и просто слушать, куда заведет полет эльфской мысли. Иорвет все еще пытался спорить с судьбой до хрипоты, даже если сражение заранее было проиграно, но с каждым разом путь от внезапного высказывания «Я хочу уплыть в Зерриканию, подальше от этого всего!» до признания, что просто не хочет идти на очередной прием во дворце, оказывался все короче. Иорвет учился признавать не только свои ошибки, но и собственные желания, и не спорить с ними. Знакомился с самим собой и рос — хотя, конечно, не так старательно, как Иан.

— Когда он станет постарше, можно отправиться с ним в путешествие, — предложил Роше, когда понял, что Иорвет не собирается развивать свою мысль, — чтобы он увидел, что мир не ограничивается дворцовым садом. И если уж ты так хочешь, чтобы он заговорил на Старшей речи, хотя бы объясняй ему, как она устроена, как переводятся слова, что за чем следует. Ну знаешь, как нормальные учителя делают.

— А почему бы тебе не объяснять ему, как работает Всеобщий язык! — снова взвился Иорвет, — Иан — эльф, и не должен учиться той речи, которая должна быть у него в крови! Мои сородичи сперва начинают говорить на Старшей речи, а потом уже, если жизнь заставляет, учат другие языки.

Роше понимал, что ступает на тонкий лед, что скандала не избежать, но он развел руками и покачал головой.

— Может быть, если бы его отец проводил с ним больше времени и разговаривал с ним чаще, все было бы иначе, — сказал он прохладно, и сразу понял, что попал в капкан.

Иорвет выпрямился. Сейчас — в одной легкой рубахе на голое тело, со встрепанными волосами, бледный, как древний призрак, — зрелище он представлял из себя по-настоящему угрожающее, Роше немедленно пожалел, что вообще открыл рот.

— Больше чем ты, хочешь сказать? — ядовито вопросил Иорвет, — вы только посмотрите на образцового отца. Вернон Роше, готовый укрыть под своим крылом всех несчастных и одиноких, всех, кого бросили родные родители.

— Я не это имел в виду, — ответил Роше, понимая, что спорить уже бесполезно — механизм разрушения был запущен, и Иорвет, прекрасно осознававший, что Вернон прав, на этот раз ни за что этого не признает.

— Я знаю, что ты имел в виду! — Иорвет встал и теперь грозно возвышался над собеседником, — это я виноват в том, что мой сын двух слов связать не может. Ты именно так и