самой этой боли и превращая его в страдающее безмозглое животное. Но мысли все-таки посещали Никиту Николаевича. Он их не пытался ни вызвать – ни после задержать. Он этим процессом не управлял. Он почти ничем уже не управлял. Мысли пробивались в сознание помимо его воли, забирали на себя внимание, затем исчезали, иногда возвращались.

Подошла Надя. Он заморгал. Она наклонилась к нему совсем близко – иначе не услышать.

– До тебя… у меня была… одна единственная женщина… моя жена… Нина.

Надя отстранилась, вздохнула печально, покачала головой.

– Ваша жена и есть ваша единственная женщина, Никита Николаевич. Вы что—то путаете, Никита Николаевич.

Подождала – ответит ли? Он закрыл глаза. Она оставила его.

Обрывочно обдумывал ее слова на фоне жуткой боли…

Недолго уже… Жалко все и всех… Не себя, а мир – без меня… Без меня не пустой, но… обедненный… Весь мир будет здесь, а я буду там… Как они без меня?..

Уйти без свидетелей, зачем им присутствовать?.. Вот только сказать бы, что люблю, и тихо уйти…

Стал думать, как все устроить. Пока думал, десять раз терял мысль.

Надя принесла воду. Он заморгал – она склонилась над ним.

– Звонила Нина… Через десять минут будет… Можешь идти.

– Спасибо, Никита Николаевич. Что-то я сегодня устала с вами больше обычного. Вам ничего не надо?

Он снова заморгал, она снова наклонилась к нему.

– Напиши записку… для Нины… «Я тебя люблю».

– Вот это правильно, – одобрила она.

Вырвала из блокнота листок, написала печатными буквами, положила листок Никите Николаевичу на живот.

– Смотрите, не смахните невзначай.

Хотела уже уйти, но в последний момент задержалась и посмотрела на него с прищуром.

– Никита Николаевич, а вы что-то задумали…

Он замотал головой. Она наклонилась.

– Сюрприз… для Нины, – прошептал он.

Улыбнулась. Поверила.

– До завтра, Никита Николаевич.

Хлопнула дверь.

«Ну вот и все…»

Посмотрел в зеркало. Ничего не видно – муть. Закрыл глаза.

Налетела желтая метель, долго кружила листья…

Все оборвалось неожиданно и тревожно: где листок?!

Запаниковал, начал судорожно шарить руками по животу, по груди… Справа нет! Значит слева… Снова шарил, теряя сознание от страха, что не найдет. Нащупал! – около бедра. Успокоился, задышал тяжело и редко… Листок положил на живот, руки вытянул вдоль тела… забылся…

Сознание вдруг с болью разорвало: а если листок лежит вверх ногами, как Нина прочтет его?! Опять разволновался, стал задыхаться, начал крутить мятую бумажку. Решил, что верхний край должен быть ровным, а не рваным. «Дверь справа, Нина подойдет справа, а пишут слева направо. Значит, верхний край должен быть слева…» – носилось в голове. На ощупь сориентировал лист, успокоился и больше ничего не менял. Руки положил на грудь и в тот же миг все забыл, что только что делал, и погрузился в бесконечный поток размытых видений…

Потянулась череда больных, их страдальческие лица… Разговоры, объяснения, увещевания… Мать плачет, умоляет помочь дочери… Вырежем, чтобы исключить… сделаем пересадку… химия будет не лишней… рекомендую пройти вот этот курс… новейшая разработка… разумеется, бесплатно… все очень индивидуально… вот у меня был морячок с Дальнего Востока…

Резкая смена – Нина, Нина, Нина… одна только Нина… Обнаженная, одетая… на скамейке, за рулем, в постели, на пляже… Беременная, приложил ухо к животу – слушает… На кухне в халате… В кофе налила кефир – хохочут – «сама теперь пей…» Лицо размыто…

Институт, вечеринка… танцуют… Решили скрыться в старом корпусе… В каждом углу останавливаются и не могут оторваться друг от друга… Вестибюль с колоннами… Она стучит каблуками по мраморной лестнице… На каждой площадке целуются до боли… Забрались на последний этаж… Желтая луна во все окно, каменный подоконник, холодный и гладкий… Пусто и гулко – невозможно гулко, слышно на весь институт… Дрожат от желания и страха, что кто-нибудь притащится и все испортит…

Какие-то лица, шум, смех… падение с высоты – нет больше Нины… никого нет…

Долго-долго тянется непонятно что… вперемешку, в общей куче… одни цветные мечущиеся пятна… потом одни серые…

Дыхание учащенное и резкое, редкий нитевидный пульс… Минута, две, три… Останов, ничего в сознании – пустота…

6

…Вдруг охватило ощущение отвратительной неловкости. Едва ли не прокричала:

– Нет, нет, нет....

Выскользнула из объятий.

– Что случилось?

– Ничего не случилось.

– Так не бывает.

– Бывает.

– Завтра придешь?

– Нет.

– Хочешь, встретимся в субботу?

– Нет, не хочу.

Посмотрела на него – сбитого с толку.

– Ты не понял, мы закончили с тобой отношения.

– Почему? – спросил озадаченно.

Глупый вопрос того, с кем расстаются навсегда.

Выбежала в прихожую.

В прихожей – шарф, плащ, перчатки.

Хлопнула входной дверью – с досады, не любя себя, ненавидя себя…

***

В другую входную дверь торопливо вставила ключ, торопливо повернула два раза.

Подумала с облегчением: «Наконец—то я дома».

– Никита! Надя! Как вы тут без меня?

Тишина пронзила насквозь.

Уронила сумку и бросилась в комнату. Застыла посередине.

На полу возле окна среди осколков зеркала валялись синие томики Чехова. Рядом лежала пустая рама.

Через силу подошла к кровати.

Никита Николаевич спокойно спал, аккуратно сложив руки на груди. Его заострившийся восковой нос смотрел строго в потолок, рот был приоткрыт. На животе лежала пустая четвертушка бумаги.

Постояла, глядя на мужа, до конца не осознавая случившегося, пока что ничему в себе не давая воли.

Четвертушка в клеточку выбивалась из контекста. Осторожно взяла ее, машинально хотела смять. Но не смяла, а посмотрела на оборотную сторону.

И вот только теперь…

Присела на кровать, сорвала с себя шарф, накрыла холодные руки мужа своей рукой.

«И я тебя, и я тебя…»