следы от соленых ручейков.

Рыжий черт успокоился. Он поднялся и подошел к зеркалу на шифоньере. Взглянув на себя, он помотал головой и провел рукой по копне коротких рыжих волос.

– В самом деле рыжий.

Он ударил по зеркалу кулаком. Одна его половина разлетелась в тонкие осколки и упала на паркет, а другая осталась на дверце шифоньера.

Из все еще сжатого кулака начала сочиться кровь.

В этот же момент на его майке начало растекаться красное пятно. Бесноватый, пробуя свои силы, пытался порвать майку. Она издавала натужные трески, но никак не поддавалась.

– В кого они меня засунули?

Ему пришлось стянуть ее, чтобы увидеть в оставшемся куске зеркала раскрасневшийся, кровоточащий перевернутый крест на груди.

Он глубоко дышал. Крест будто прожигал тело, создавая лиловый ареол.

Бесноватый поводил пальцем по своему кресту и стер красные подтеки на его краях. Крест быстро перестал источать кровь и стал с живостью зарастать, таять на теле как шоколад на языке. Через пару мгновений лишь лиловое пятно осталось на его груди.

Он взглянул в оставшийся на дверце обрывок зеркала и тот визгливо треснул, изрубив отражение, и осыпался вниз. Одержимый напрягся всем телом, его жилы набухли, кожа обтянула каждый бугорок.

Шкаф, недавно имевший на себе зеркало, затрясся, будто моля о пощаде. Одежда внутри зашуршала. Громадина туго наклонилась и шлепнулась на осколки своего зеркала.

Глухой удар рассеялся по всей квартире.

Из-за стен послышались скрипы, отдаленные голоса.

Одержимый сел на шкаф, лежащий спиной к потолку, и начал крутиться, осматривая комнату. На хлипкой полочке возле окна он заметил среди книг и разных фигурок образок Николая Чудотворца в золоченой рамке, стоящий рядом с пластиковой собакой в рождественском колпаке.

Напрягшись, он провел взглядом полетевший, будто выплюнутый полкой, образок. Встретив пляжную красотку на соседней стене золоченая рамка разлетелась. По инерции в девицу, развалившуюся на пляже, прилетели собака и металлический паровозик.

Труба между окон начала звенеть. Снизу кто-то усердно стучал по ней. Рыжий поднялся.

Вдруг дверь за его спиной начала дрожать в проеме, передавая чьи-то тяжелые удары. Бесноватый на секунду обернулся.

Снизу приглушенно послышалось:

– Оставь ты эту трубу, идиот!

– Да пошла ты! Ты слышала что они там устроили? – можно было уловить, как после очередного звонкого стука по трубе, она лопнула, и мерно начал шипеть кипяток.

Удары по двери оглушали.

– Вали! – отчеканил Рыжий без церемоний.

На секунду удары замолчали.

– Ты охерел? – прогудел кто-то с другой стороны.

Ручка двери сама повернулась и дверь отворилась. Из-за нее показался плечистый белобрысый мужик в трениках и белой борцовке из под которой вылезал золотой крестик на веревочке. Его внушительная ладонь держалась за ручку.

– Ты че здесь устроил, мудила?

Рыжий бешено подался к нему с визгом "Я тебя порву!".

Мужик с ходу втащил по скривившейся от злобы челюсти одержимого. Рыжий плавно лег на скрипучий паркет.

Мужик подошел к нему и наклонившись начал с треском бить по щекам.

– Ты слышишь меня? – округленные от удивления глаза рыжего таращатся то на суровое лицо мужика, то на свисший с шеи крестик.

ШЛЕП ПО ЩЕКЕ.

– У меня детям в школу, жена спит после смены.

ШЛЕП ПО ДРУГОЙ ЩЕКЕ.

Маленький блестящий крестик качается из стороны в сторону, будто в руке гипнотизера.

– Я вызывать ментов не стану – если я вернусь, я тебя сразу убью.

ЕЩЕ РАЗ ШЛЕП ПО ЩЕКЕ.

Испуганный взгляд тупо впился в лицо мужика. Щёки рыжего налились кровью, как его демонические глаза.

– Ты меня понял?

ФИНАЛЬНЫЙ ШЛЕП ПО ЩЕКЕ.

Мужик выпрямился.

– Ты чем обдолбался, Сеня? Че у тебя с глазами?

Бесноватый одуревше косил на него взгляд с пола.

– Ну ты меня в общем понял…

Он ушел, прикрыв дверь.

*************************************************************************************************************

Шепелявый ор телевизора пробивается сквозь тонкие стены.

За розовыми цветочками выцветших обоев кто-то щелкает каналы.

– ШШШШ… шестой день чемпионата…ШШШШ… шорты из эластичной ткани подчеркнут ва…ШШШШ… с оглушительным шумом поднялась ракета!…ШШШШ… смех, аплодисменты…ШШШШ… вашей собаке это понравится…ШШШШШШШ…

Из игристого шипения помех выделился визгливый струнный оркестр, играющий какой-то вальс…

Будто в страстном хороводе вокруг горящей лампы у самого потолка кружились разноцветные фигурки. Похоронно сложив руки на груди и с безразличием в лице бесноватый смотрел на все это с пола. Он следил за криво окрашенным фургончиком "Coca-Cola", бесшумно парящим по круговой траектории перед кружкой с надписью "АРСЕНИЙ". Глаза циклично ходили по кругу, будто ложка, размешивающая сахар.

День беспардонно пробивался в окна, накладывая на одержимого поверх искусственного свой вандалистский солнечный свет. Рыжие волосы на голом торсе поблескивали. Алое пятно меж сосков становилось розовым.

Через старый паркет доносилось:

– Менять, разумеется, надо. Зачем вы вообще трубу трогали?

– Вы бы слышали какой концерт соседи утроили…

За дверью в коридор что-то оживилось. Рыжий приподнял голову с паркета и уставился на дверь, сделав свою шею похожей на гармошку. Сверху что-то мягко стукнуло и на пол с грохотом рухнул весь хоровод. Красные глаза бешено округлились, а напрягшиеся руки подняли торс.

Снизу послышалось:

– Вот, слышите, опять!

Животный взгляд вцепился в дверь. В прихожей что-то еще немного пошуршало и подъездная дверь громко захлопнулась. Руки одержимого подкосились и его торс шлепнулся обратно на пол.

Вскоре прозвенел звонок. Нетерпеливый и назойливый, он своим гнусавым визгом звал к входной двери. Прихожая снова оживилась и послышалось щелканье замка.

Недовольное бурчание из-за стены было неразборчивым.

Стук в дверь.

В комнату протиснулась девушка в летнем платье под джинсовкой. Входя она мелко процокала каблуками туфель.

– Ты что устроил?

Тяжелый укоризненный взгляд упал на лежащего среди стекла полуголого одержимого. Он приподнял голову, и увидев тонкую недовольную фигуру с облегчением отвернулся.

– Почему до тебя не дозвониться?

Реакции не последовало.

– Ты в себе вообще?

Звучно шагая по паркету туфлями девушка подошла к лежащему. Разбитое стекло кряхтело под подошвой.

– Что у тебя с глазами? Боже! Ты что делал? Опять с этими бомжами развлекался?

Она пнула лежащего тупым носом туфли.

– Че молчишь? Слышишь меня?

Одержимый оскалился и с силой оттолкнул тонкие ножки от себя.

– Ты обалдел? – голос перешел в