C. G. Тяжелое утро, или История о том, как нелегка жизнь в наше непростое время

– Мрачновато сегодня…

Пьяные люди столпились под навесом. Они курили, смотря на мелкий дождь.

Морось больше походила на туман, рассеивая яркий свет от вывески "бар Толстый фраер”.

– Просто холодно – ответил кто-то, выпуская ртом толи дым, толи пар.

Приглушенный гул поднимался из подвального помещения бара. Люди спускались по укрытой от дождя узкой лестнице обратно в заведение. Туча голосов вырывалась оттуда каждый раз когда кто-то открывал тяжелую дверь.

Столики по четыре человека наполняли помещение бара. За одним из столов, стоявшем в дальнем от входа углу, куда еле дотягивается свет от ламп, сидели четверо.

Сутулый длинноволосый мужик с бородкой радостно обнимает одной рукой сидящего с ним рядом причесанного блондина в пальто и заявляет:

– Я очень рад за твоего брата! Надеюсь, его ребенок будет таким же прекрасным человеком, как и ты!

Блондин с ухмылкой косится на сидящего против него длинного брюнета с пробором. Тот отвечает взглядом исподлобья. Блондин обращается к длинноволосому:

– Я сказал, что у меня родится брат. Но неважно… Давайте просто выпьем за мое счастье!

Длинноволосый:

– Мне в общем-то не важно за что пить, когда угощают!

Он берется за стакан. Рыжий щетинистый парень напротив него уснул, прислонившись к стене. Волосатый стал тормошить его за плечо.

– Вставай, парень. Будем пить за счастье-е… – он со смущенной улыбкой поворачивается к блондину – а имена у вас я и забыл спросить…

Тот, отрывая уже поднесенный стакан ото рта, обращает глаза на длинноволосого, улыбается, будто тоже в смущении, и отрицательно покачивая голову, машет рукой, мол "не важно".

Длинноволосый поворачивается обратно к своему рыжему приятелю.

– Ну, в общем за счастье!

Рыжий с трудом открывает глаза.

– А…?

– Вот, пей.

Волосатая рука пододвигает золотистый извергающий пену стакан к нему.

Он хватается за тару и начинает глушить.

Лицо под свалившейся длинной челкой повторило смущенную улыбку. Блондин с довольным лицом приподнял стакан и тоже приступил к опустошению. Рыжий откинулся на спинку. Оставшиеся двое повторили церемонию. Допив, брюнет с пробором исподлобья посмотрел на длинноволосого.

Тот обратился к блондину:

– А что этот недовольный какой-то? – он кивнул на брюнета,– И молчит все время?

– Такой характер.

Белобрысый, насупив брови, посмотрел на своего товарища. Тот достал сигарету и прикурил.

Рыжий заерзал.

– Мне надо в туалет – сказал он.

Блондин пнул товарища напротив и указал глазами на рыжего. Брюнет произнес свои первые слова за вечер:

– Мне тоже надо.

Белобрысый обращаясь к длинноволосому:

– Я схожу с ними, а ты пока посиди тут, будь добр. Мы сейчас вернемся.

Дылда с пробором встала и выпустила рыжего из-за стола. Тот вяло поплелся за угол, туда, где туалет. Оставшиеся двое потащилась за ним.

Волосатый, ссутулившись, уткнулся в стол. Он водил жареную картошку по блюдцу с соусом, так, будто гадает на кофейной гуще.

Прошло минут пять. Один за столом, бедняга стал тыкать зубочисткой в обшивку кресла. За его спиной послышалось, как жужжание сотни ртов выплюнуло звон бьющегося стекла.

Казалось, что каждые пять минут он менял занятие, и теперь он сдирал отслаивающиеся куски обоев. Он уже готов был приступить к вылавливанию бычков из стаканов, когда блондин в своем пальто и длинный брюнет неожиданно выскочили из-за угла, ведущего в туалет. Он шли быстро и уверенно.

Длинноволосый спросил:

– Почему вы так долго?

Они мельком покосились на него и с ветром пронеслись мимо.

– Вы куда?

Более не обратив на него внимания они вышли из бара, аккуратно прикрыв за собой массивную дверь.

Длинноволосый удивленно смотрел на громадину, выпустившую этих двоих. Гул в его ушах мешал понять происходящее.

Рыжего все не было. Волосатый с волнением встал из-за стола и завернул за угол, ведущий к туалету. Длинный узкий коридор оканчивался пластиковой дверью уборной. Пройдя мимо давящих стен, он открыл белую хлипкую дверь. Его встретило большое зеркало, висящее над раковинами, обрамленное надписями и дерьмом мух.

– Арсений! Ты тут?

Никто не отозвался и он начал рыскать по кабинкам. Так он дошел до последней, самой широкой по сравнению с остальными. Открыв ее, он увидел валяющееся между стенкой с грязной липкой плиткой и потрескавшимся унитазом рыжеволосое тело. Ремень у него был расстегнут, а штаны приспущены.

– Господи, эти пидоры тебя изнасиловали!

Он бросился поднимать его. Рыжий не сопротивлялся, лишь мычал что-то. Длинноволосый осмотрел его на предмет побоев. Все, что он нашел, это аккуратно вырезанный промеж сосков перевернутый крест.

– Что это за хреновина? Ты не сопротивлялся?

Рыжий глухо мычал. Он открыл слипшиеся глаза – его белки покраснели.

– Господи, что они с тобой сделали… – лицо под сбившейся длинной челкой изобразило глубокую печаль. Он обнял приятеля и начал плакать – Я виноват, что мы пошли с ними, – ВСХЛИП -, это я им поверил!.. – ВСХЛИП -, по ним видно было, кто они… – начинает рыдать рыжему в плечо.

– Пошли, я отведу тебя домой…

Он поднял друга, взвалил его на сутулую спину, обнял его рукою свою шею и потащил через грязную, желтоватую, как зубной налет, плитку, через белую хлипкую дверь по коридору, который ведет из уборной. Он тащил его через весь бар, мимо столиков с оборачивающимися людьми, людьми воющими на них, смеющимися над ними, людьми остервеневшими от хмеля. Он с натугой навалился на массивную дверь, ведущую к широкой лестнице, открывающей путь из бара, путь до голгофы.

*************************************************************************************************************

– Ты живой?

Гулкое эхо разлетелось по просторному подъезду. Два силуэта сидело на сколотых каменных ступеньках среди пятен от чего-то липкого и следов ботинок на этих пятнах. Следы уходили дальше, на лестницу в шесть этажей.

Освежающая уличная морось, видимо, вернула силы рыжему мученику и он уже мог говорить.

– Думаю он мертв, – натужно и несуразно ответил он.

Голос его стал сиповатым и трескучим, а в полутьме было видно, что белки его глаз полностью налились алым, оставив лишь черные точки по центру.

– Чем же они тебя накачали? Твари… – высокие сводчатые потолки съедали отгласы разговора и выплевывали обратно неразборчивые слога – госспо-поди, они те-ебя па-равдда в-Йебб-Аа!ли?

– Закрой рот, дрянь! Никто меня не трР-ах-Хал!

Сутулый силуэт длинноволосого дернулся. Голая лампа, тянущаяся на длинном проводе с потолка лишь чуть