Он ярый судофил, каких и в мире нет;

Он страстно любит суд и глубоко скорбит,

Когда не попадет на первую скамью.

Не может ночью он ни на волос уснуть,

А если и вздремнет немножко, все равно

Витает мысль его у водяных часов.^[9]

Держать привыкши шар, встает с постели он,^[10]

Сложив три пальца так, как будто фимиам

В день новолуния бросает на алтарь.

Увидит где-нибудь он надпись на дверях:^[11]

«Сын Пирилампа Дем – красавец»,^[12] – и сейчас:

«Воронка – ты моя любовь», – добавит он.^[13]

Петух его стал петь по вечерам – и вот

Старик был убежден, что с подсудимых он

За пенье позднее, наверно, взятку взял.

Чуть ужин кончится, кричит он: «Башмаки!»

Еще не рассветет, а он уж в суд идет

И, как морской моллюск, там спит, прильнув к столбу,

По злости ставит он всем длинную черту^[14]

И возвращается, как шершень иль оса,

С ногтями, полными начинки восковой.

Боясь, что камешков не хватит на суде,

Он берег у себя морской в дому завел.

Вот мания его. Советы – ни к чему:

От них еще сильней он рвется в суд.^[15] Его

Мы держим взаперти, чтоб он не убежал.

Жестоко удручен его болезнью сын.

Сначала он отца старался убедить,

Чтоб бросил наконец носить плащишко он

И дома бы сидел, но тот не слушал слов.

И омовения ему не помогли.

Пытались плясками его лечить,^[16] а он,

Как был, с тимпаном в суд стремительно влетал.

Когда же таинства ему не помогли,

В Эгину сын отвез и положил его

Насильно на ночь в храм Асклепия,^[17] а он

Чуть свет пред входом в суд явился – тут как тут,

Когда уж мы его не стали выпускать,

Он начал вылезать по стокам для воды

И в окна. Мы тогда отверстья в доме все

Забили наглухо, наполнив их тряпьем.

И что же? – он гвоздей набил по всей стене

И, точно галка, вон выпархивал по ним.

Чтоб удержать его, теперь пришлося нам

Сетями крепкими опутать двор кругом.

Зовут же старика, клянуся Зевсом я,

Филоклеон, а сын его – Бделиклеон.^[18]

Характер у сынка заносчивый и злой…