буду ее казнить.

- Танюша, - сказал я ей, – я предлагаю тебе такую казнь, какую не предлагал еще никому. Ты же хотела помедленнее и побольнее? И чтобы не сразу умереть? Ну, слушай… Я вспорю тебе живот.

- Наверное, это будет очень больно?

- Ты потерпишь. Зато перед этим я тебя подвешу за соски, и мы кончим, когда ты будешь висеть, а уже потом…

- Ладно, я согласна, это интересно! Хочу перед смертью испытать все… Если мне удастся кончить, когда я буду висеть…

- Удастся, вот увидишь! А потом, со вспоротым животом, я тебя сниму, положу на кушетку, и буду целовать, пока ты будешь умирать. Ты просто как будто уснешь… А я буду рядом, и буду ласкать тебя.

- Хорошо, милый, мне нравится, я готова и не боюсь! Давай попробуем.

- В конце концов, если тебе станет совсем невмоготу, ты мне скажешь, и я быстро тебя убью.

- Кинжалом в сердце, ладно? И медленно-медленно… И поцелуешь крепко-крепко на прощание!

- Хорошо, обещаю.

- И я хочу тебе сказать, милый… Я так тебе благодарна! Так счастлива! С тобой я стала женщиной и испытала такое, о чем не смела даже мечтать! Я тебя так люблю! Я не боюсь нисколечко, только очень жалею, что все так быстро кончается… А я так хотела бы прожить с тобой всю жизнь!

Я постучал в дверь, и почти тотчас дежурный спросил:

- Что угодно?

- Кривой кинжал, крючки на тросах и набор.

Спустя минуту дежурный передал мне все требуемое. Я показал Тане кинжал, и она его внимательно осмотрела. Кинжал был небольшой, лезвие сантиметров двадцать, довольно сильно изогнутое, с двусторонней заточкой.

- Вот, этим кинжалом я вспорю тебе живот.

- Глубоко?

- Я постараюсь не задеть внутренние органы, чтобы ты пожила подольше, и чтобы было не так больно. И буду целовать тебя все время.

- А крючки?

- Я проколю тебе груди, а потом подтяну, чтобы ты повисла. И мы займемся любовью.

- Хорошо, милый. А кинжал острый? Я попробую, а?

Она захватила пальцами складку кожи на животе и провела кинжалом - закапала кровь.

- Ну как, больно?

- Нет, милый, совсем не больно! Он такой острый… – она наклонилась и с интересом рассмотрела порез. – Как странно, я стала относиться к своему телу, как к чужому… Как будто уже умерла…

Теперь я был уверен, что у нас все получится, что она выдержит. О, как я надеялся на это! Наше будущее зависело только от нее…

* * *

- Танюша, я должен связать тебе руки, чтобы ты не мешала.

- Хорошо, милый, связывай, - и она покорно и доверчиво скрестила руки за спиной.

Я взял мягкий ремень и связал ей руки. Она повернулась ко мне со связанными руками, прижалась и потерлась о мое тело грудью.

- Давай, Андрюшенька, милый! Продолжай! Я не боюсь. Я люблю тебя, и потерплю. А груди не оборвутся, когда я буду висеть?

- Нет, Танюша, ты же не тяжелая!

Я взял левой рукой ее сосок, стиснул и оттянул его, сколько возможно, и вонзил острый крючок в край соскового кружка. Таня не дрогнула и не издала ни единого звука, только, закусив губу, внимательно смотрела на мои руки, глубоко дыша. Проколов грудь насквозь, я подергал за длинный тросик, а потом ее поцеловал, обнимая, и она горячо ответила на поцелуй. Затем я сжал пальцами другой сосок, и тоже проколол ее грудь крючком.

Обняв за плечи, я повел ее в угол комнаты и поставил под двумя блоками, приделанными к потолку, пропустил тросики через блоки и закрепил на валу ручной лебедки, прикрепленной к стене.

- Как ты, Танюша? – спросил я, опять поцеловав ее.

- Хорошо, милый! Я потерплю. Только ты меня почаще целуй, мне это так приятно! Я люблю тебя, и не боюсь!

Я стал медленно крутить ручку лебедки, тросики натянулись, Таня встала на цыпочки, груди вытянулись, соски побелели, возле крючков показалась кровь, а потом пальцы ее ног оторвались от пола, и она пошевелила ими в воздухе. Я обнял ее:

- Ну, как?

- Замечательно! Наверное, я мазохистка, да? Хоть и больно, но это здорово возбуждает. Я снова тебя хочу!

Я обнял ее за ягодицы, она поджала ноги к животу и развела бедра, и я вошел в нее. Найдя мои губы, она меня целовала, гладила мои зубы языком, запускала его мне за щеку, а я старался войти в нее как можно глубже, достигая самого конца. Наконец она замерла, а я прижал ее к себе изо всех сил и тоже кончил, чувствуя, как напрягается и дрожит все ее тело.

- Я смогла! Это было так чудесно, милый! С каждым разом все лучше. И как жалко, что уже все…

- Ну что же, любимая, пора приступать? Теперь я должен тебя казнить.

- Да. Я готова.

- Ладно, начнем.

- А можно, я закрою глаза?

- Конечно, милая.

- Только поцелуй меня еще разок, и я посмотрю на тебя в последний раз…

- Хорошо, Танюша!

- А когда мы оба умрем… Потом… Мы встретимся? Как в моем сне…

- Я и сам не знаю, что бывает потом. Как любой другой человек. Как ты. Но я надеюсь. Я только думаю, что не стану дожидаться следующего года. Лучше тебя уже никого не будет, любимая, и поэтому я уйду сразу вслед за тобой. Мне будет приятно, что на кинжале твоя кровь. Я заколю себя кинжалом… В сердце.

- Жалко. Я хотела бы, чтобы ты жил долго. И сделал счастливыми еще многих. Как меня… Но, раз ты так решил, я буду тебя ждать.

Она поцеловала меня, крепко зажмурилась и сказала:

- Начинай, любимый! И еще раз спасибо тебе за все!

Я заранее подготовил набор первой помощи, раскрыв чемоданчик на столике рядом, а потом прижал кончик кинжала к ее животу, чуть выше лобка, там, где кончались у нее волосы, и вколол его в тело, разрезав кожу. Она даже не вздрогнула, и, не раскрывая глаз, улыбнулась.

- Милая, я сейчас вколол кинжал тебе в живот.

- Да, я чувствую. Это совсем не так уж больно.

Выступило несколько капель крови.

- Вот сейчас я вспарываю тебе живот, продвигаю кинжал выше и глубже.

Я продвинул кинжал вглубь, почувствовал, как он проколол брюшину (Таня вздрогнула) и повел его вверх, разрезая переднюю брюшную стенку, стараясь не зацепить внутренности. Таня, закусив губу, висела на крючках неподвижно, только ее живот слегка вздрагивал. По пути я рассек пупок, Таня негромко охнула, это было, наверное, очень больно, но она не раскрыла глаз, а когда пупок был разрезан, кинжал пошел выше, а боль уменьшилась, она даже чуть-чуть улыбнулась и облегченно вздохнула. Я довел разрез до верха живота, закончив его сантиметров на десять выше пупка.

Потом я отложил кинжал, взял из чемоданчика липкую ленту и стянул разрез на животе, чтобы он не расходился. Крови почти не было – мне удалось провести разрез точно по белой линии передней брюшной стенки, а там совсем мало сосудов. Только разрезанный пупок немного кровил.

- Вот и все, милая. Теперь я тебя сниму и положу на кушетку – умирать.

- Как хорошо, любимый, и было совсем не так уж больно! – прошептала она. – Я боялась, что будет гораздо