- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (20) »
Аристофан Облака
Действующие лица
Стрепсиад старик Фидиппид сын его Ксанфий слуга Сократ мудрецУченики Сократа: Правда; Kpивдa – спорщики Пасий; Аминий – заимодавцы Стрепсиада Хор из двадцати четырех женщин облаков
Без речей: Свидетель
Пролог
На сцене два дома: один – Стрепсиада, другой – Сократа. Стрепсиад дремлет на крыльце. Ворочается. Встает.Стрепсиад
Ай, ай, ай, ай!
Владыка Зевс, какая ночь ужасная!
Конца ей нет! Когда же рассветет заря?
Давно уже слыхал я, как петух пропел.
Храпят рабы. Ах, прежде было иначе!
Война, чтоб ты пропала! Много зла в тебе!
Из-за тебя и слуг не смеем высечь мы.[1]
А этот вот молодчик, ладно скроенный,
Всю ночь без передышки спит, без просыпа,
Свистит, трещит, в двенадцать шуб закутавшись.
Ну, что ж, и я закутаюсь, и я вздремну.
Беда мне: не могу уснуть! Грызут меня
Корма, овсы, расходы и долги мои.
Всему виною – сын мой. Закрутив вихор,
В седле гарцует, правит он четверкою,
Во сне конями бредит. Я же мру живьем,
И долг растет.
Эй, мальчик, огонек подай!
И книгу принеси мне! Перечесть хочу,
Кому и сколько должен, сосчитать лихву.
Кому ж я должен?
«Пасии двенадцать мин».
Как, мин двенадцать? Пасии? За что это?
«За жеребца гнедого». Горе, горе мне!
Пусть сам бы сгнил я! Глаз бы вышиб жеребьем!
Плутуешь, Филон! Не виляй! Прямей держи!
Вот, вот оно, несчастье! Вот в чем зло мое!
Сын и во сне мечтает о ристаниях.
На сколько едешь ты кругов на празднике?
Отца вконец заездил! Ощипал кругом!
Кому ж еще я должен кроме Пасии?
«Три мины, за хомут и хлыст, Аминии».[2]
Проезди и в конюшню пригони коня!
Меня из дому скоро вовсе выгонишь!
И тяжбу проиграю, и лихва меня
Сживет со света.
Эй, родитель, что с тобой?
Чего ворчишь? Ворочаешься до утра?
Грызет меня из-под перины староста.
Старик, оставь причуды, не мешай мне спать!
Спи, если хочешь! Только знай: долги мои
Когда-нибудь падут тебе на голову.
Ox, ox!
Пускай бы удавилась сваха подлая,
На матери твоей меня женившая.
Чудесной, тихой жил я жизнью сельскою,
В уюте, и в достатке, и в спокойствии
Средь пчел, вина, оливок и овечьих стад.
Тут в жены взял племянницу Мегаклову,[3]
Родню Кесиры, важную, надутую.
Женился, спать пошел с ней, от меня землей
Воняло, сеном, стойлом и достатками.
От барышни – помадой, поцелуями,
И Афродитой пахло, и расходами.
Но не была лентяйкой, ткала в две руки.
Свой рваный плащ тогда я ей показывал
И говорил: «Супруга, слишком тонко ткешь!»
Нет масла в ночнике у нас ни капельки.
Проклятье, твой ночник – негодный пьяница!
Ступай и лопни!
Для чего же лопаться?
Фитиль купил ты толстый и прожорливый.
Позднее сын вот этот родился у нас,
Ох, у меня и у любезной женушки.
Тут начались раздоры из-за имени.
Жене хотелось конно-ипподромное
Придумать имя: Каллиппид, Харипп, Ксантипп.[4]
Я ж Фидонидом звать хотел, в честь дедушки.
Так спорили мы долго; согласясь потом,
Совместно Фидиппидом сына на́звали.[5]
Ласкала мать мальчишку и баюкала:
«Вот вырастешь, и на четверке, в пурпуре,
Поедешь в город, как Мегакл, твой дяденька».
Я ж говорил: «Вот вырастешь, и коз в горах
Пасти пойдешь, как твой отец, кожух надев».
Но слов моих сыночек не послушался,
В мой дом занес он лихорадку конскую.
Всю ночь я нынче думал, не смыкая глаз.
Одно придумал средство, но надежное.
Когда сынка уговорю, спасемся мы.
Но прежде разбудить его мне надобно.
Как разбудить поласковей, подумаю.
Мой Фидиппид, сыночек, Фидиппид!
Чего?
Дай руку мне и поцелуй родителя!
Ну вот! А что?
Скажи, меня ты любишь? Да?
Да, Посейдоном-Конником клянусь тебе!
Ой, ой, ой, ой! Нет, нет, не надо Конника!
Всем огорченьям нашим этот бог виной.
Когда меня от сердца любишь, искренне,
Послушайся, мой мальчик!
В чем же слушаться?
Переменись, привычки позабудь свои!
И поучись, сходи, куда скажу тебе!
Чего ж ты хочешь?
А
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (20) »