воздухом. Я выжила, потому что она погибла.

Нейрочипы пришлось удалить. При операции мне задели глазной нерв, и теперь один глаз искусственный. Я его сделала таким, чтобы сразу было видно, что глаз кибернетический. Как в тех старых видеоиграх о «будущем», что наступило полвека назад. Громоздкий такой глаз, как будто кусок железа. Видит и инфракрасный свет, и ультрафиолет. То, что два глаза получают разные картинки я привыкла – два года дронами управляла, как никак.

Новые чипы мне ставить нельзя. Есть риск повредить головной мозг. Больше оператором мне не быть. Не лететь вместе с дроном над другой планетой, не копошиться в электронике в безвоздушном пространстве.

Все проекты на Венере пришлось свернуть – самая массовая гибель космонавтов за всю историю не добавила венерианскому терраформу популярности.

Дилбат и тысяча ее жителей погибли, когда станция сошла с орбиты. Нох Эку повезло больше, ее сотрудники успели эвакуироваться и долго еще смотрели из спасательных модулей, как гибнут их товарищи в лабораториях типа Иштар.

Официальная версия – террористы. Даже крайних нашли, подозрительных нелегалов с поддельными документами на Дилбате. Вот только мне кажется, что таких людей никогда не существовало. Их придумали, чтобы настоящих людей крайними не делать.

К тому моменту, как меня выпустили из клиники и разрешили передвигаться самостоятельно, Венера уже куда больше напоминала ретрофантастику первой половины двадцатого века. На ней шли дожди, формировались первые водоемы. Температура высокая, но терпимая. Давление высокое, но терпимое. Хлорелла спустилась ниже и прекрасно себя чувствовала. И менялась, адаптируясь к новому дому.

Противникам космической экспансии теперь не позавидуешь – они-то на девяносто процентов хиппи и анархисты, безобидные, хоть и наглые. Партии запретили, секты преследуют. Тоже ничего хорошего, как по мне. Но я успела улететь на Марс, пока паранойя не зашла слишком далеко.

Я теперь инженер, совсем как была Сукарно. И у меня в подчинении два оператора. Оба совсем молодые, неопытные, зато работают с душой. Но постоянно сами с собой болтают. Оказывается, со стороны это ужасно бесит.

Но зато мне здесь не скучно, потому что на Марс можно с кошками. Джонни Два Ножа в Печень отлично себя чувствует, похудел и воспушал, завел подружку и трех котят. На детишек Джонни – нынешних и будущих – очередь. Котята на Марсе рождаются не такие, как на Земле. Они крупнее, и пушистее, как среднеазиатские Манулы. Один из детишек Джонни уже крупнее его, хотя ему только два месяца. Джонни его воспитывает, учит охотиться на роботов-уборщиков и лазать по потолку.

Я не знаю, что же это было в пустоте. Может быть, просто нервы дали о себе знать. Или сбоили поврежденные чипы. И все же я точно уверена, что там кто-то был. Нечто, для кого мы были муравьями, понастроившим муравейники на важном строительном объекте.

А уж что они там строят – нам, муравьям в муравейнике, точно никак не узнать. Я лично на Венеру пока не сунусь, кто знает, что там через десять лет будет.

–Нам и тут хорошо, да, Джонни?– кот мурлычет, а я тихо бормочу под нос,– Мне приснился шум дождя, и шаги твои в тумане. Все я помню в небо уходя, и сказал всему – до свиданья.