опасаться красивой женщины, — решил про себя наследник, гордо выпрямив скукожившиеся плечи. — Тем более, блондинки. Будь она хоть трижды королевой!»

Эти мысли галопирующими скакунами в секунду пронеслись у него в мозгу, и будущий король, надменно повернув голову в сторону скрипа, процедил:

- Из тридцать пятого королевства сто сорок первого царства семьдесят второго государства.

— Ох, ты ж, батюшки, — проскрежетала невидимка, — стал-быть, ты Беспардона Долдоновича сынок-той будешь? Слыхала, матушка, кого нам окаянные лешие-то привели? Говорила тебе, надо было Манилу-хитрована посылать на поиски мужичонки. От он бы заманил к нам кого получше этого фуфыря. Богатыря какого, али воина. А этот… Тьфу, недоразумение, — в сердцах сплюнула скособоченная старушка, выйдя на свет божий, и ткнула пальцем в сторону Ждана.

— Ладно тебе, Чомора, — примиряюще стрельнула виолевым взглядом в сторону оскорблённого принца Амбрелла. — Не ворчи, а посмотри лучше, как хорош да пригож.

— Толку-то нам с той красоты, — сверля маленькими злыми глазками наследника, и уперев руки-крюки в бока, проскрежетала старая ведьма. — До дела нашего сгодится ли? Штой-то сомневаюся я.

С этими словами вредная бабулька, покачивая головой с торчащими из волос колосками-васильками, проковыляла к фее и уселась у её ног. Принц с трудом подавил желание протереть глаза: вместо старушенции на поляне красовался пенек, облепленный цветами-грибами-мхом, с двумя сучками-обрубками, из которых выглядывали сухие тонкие веточки, напоминавшие скрюченные пальцы. И кабы пенек не мигал время от времени парой рыжих ромашек над шишкой-носом, Ждан подумал бы, что ему все почудилось.

Принц моргнул, сглотнул, перевел взгляд на фею и моментально насупился: королева леса хоть и любовалась им по-прежнему, но в глазах ее плясали смешливые чертенята. Наследник хотел было поинтересоваться, что в нем такого смешного, но тут фееричное создание заговорило нежным проникновенным голоском:

— А что, принц, с лица ты и вправду пригож да хорош. А вот умен ли?

— Так в наследниках дураков не держат, — буркнул Ждан недовольно.

— Так, чай, у царя Беспардона ты единственный сыночек-то. Вот ему, окаянному, и выбирать не из кого. Да и принцессу младшую, умницу-разумницу, спортсмену и отличницу, ужо и замуж спровадили, шоб подальше была да не затмевала умом-разумом брата старшего, — проскрипел пенек, встревая в разговор.

Принц, неожиданно для самого себя, залился краской, а фея звонко расхохоталась. Такого издевательства наследник не стерпел и, вскочив с кресла, решил гордо покинуть негостеприимную полянку, поскольку честь свою с мечом в руках отстоять не имелось возможности. С бабами дерутся только слабаки, дураки и трусы, а умные лаской да подарками с любой договорятся. Да только с этими двумя сам черт не справится! Уж больно на язык остры и язвительны. Особенно пенек старый.

— Не обижайся, принц Ждан, Чомора, как малый ребенок: что на уме, то и на языке, А ты, — строго обратилась фея к пеньку, — не смущай гостя нашего, а лучше стол накрой: накормить-напоить надо добра молодца. Потом и разговоры поговорим.

Пенек так громко фыркнул, что с коры оторвался василек и упал в траву. Тут же из зеленухи вспорхнула синенькая бабочка и полетела куда-то по своим незамысловатым делам.

Чомора вновь стала старушкой и, переваливаясь с ноги на ногу, что-то бурча себе под нос, принялась распоряжаться-командовать. Широко распахнув глаза от изумления и приоткрыв рот, Ждан наблюдал, как через поляну начали шмыгать звери-птицы, неся в лапах-крыльях угощения. Лисы ягоды свежие тащили в корзинке, ужи воду волокли в графинчике, дятлы несли сок березовый в берестяном туеске, белки орехи колотые на стол ставили, зайцы овощи запечённые, а ежи грибной шашлык на веточках.

Когда на поляне показался медведь, принц побледнел, но, скосив глаза на фею, понял: царь лесных зверей такой же верноподданный Амбреллы, как и все другое зверье, и всего лишь принес бочонок меда и кувшин медовухи для гостя. Прелестные маленькие феечки, усердно махая крылышками, на подносе из листа кувшинки волокли сосуд из прозрачного горного хрусталя, в котором плескалась золотистая жидкость, и поставили напротив королевы.

Старушенция махнула руками-крюками — и вся живность исчезла с полянки. Подойдя к столику, незаметно появившемуся между Жданом и королевой, Чомора малость увеличилась в росте и принялась ухаживать за хозяйкой и гостем. Принцу плеснула в кубок медовухи, своей королеве — золотого напитка из кувшина. Ждан насторожено покосился на предложенное угощение, мелькнула мысль: «А не отравить ли меня хотят?»

Считав его сомнения, Амбрелла отставила свой бокал и велела Чоморе плеснуть и ей медовухи.

— Не бойся, мой принц, — отпивая медового хмельного, промолвила королева леса, — не отравлено. А вино свое не предлагаю, потому как волшебное оно, для людей не пригодное. Хлебнешь из моего бокала — позабудешь жизнь свою, навечно влюбленным пленником в нашем лесу останешься, менестрелем станешь или художником, или еще кем при моем дворе.

— Почему не воином или казначеем? — осторожно пробуя на язык мед, поинтересовался Ждан.

— Каждому из вас, людей, фея-крестная по стародавней традиции при рождении дарит талант или особую способность. Но не все крестники следуют зову души и сердца. Многие выбирают простой путь золотого тельца. А ступив на него однажды, попадают в сети Морока, запутываются в сетях лжи и обмана, растрачивая дары впустую.

— А вино здесь причем? — отодвигая от себя хрустальный кувшин с магической жидкостью, уточнил любопытный юноша.

— А вино стирает в человеке все низменное, выпуская на волю его истинную душу, самые сокровенные светлые желания, которые люди, взрослея, подавляют в себе, загоняя глубоко — на самое дно.

— И у меня есть фея-крестная? — пропустив мимо ушей объяснения Амбреллы, жадно уточнил принц, делая солидный глоток и причмокивая языком от удовольствия. Медовуха была славной, в меру хмельной, с ароматом лесных трав.

— И у тебя, беспутень, — заворчала снова Чомора, накладывая в тарелку принца разной снеди. — Ты закусывай, дурень, наша медуница вашей не чета. Чай и с ног свалит, а ты нам тверёзый нужон.

Принц отмахнулся от назойливой старухи и снова обратился к королеве:

— А какой дар у меня?

— Талант художника. Но осталась от него крупица. Вспомни, в семнадцать лет ты забросил писать картины. А ведь все говорили, что твои работы словно оживают, как только высыхает последняя капля краски. А мог бы стать великим, — грустно вздохнула фея,